В библиотеке Скайхолда по вечернему времени царил привычный мягкий гомон неразборчивых голосов, шагов, шелеста страниц, то и дело перебиваемого вороньими карканьями и хлопаньем крыльев. Маханону нравилось здесь находиться, в этом уютном смешении чужого присутствия, на краю, слушая и наблюдая — нравилось больше, чем сидеть в своей комнате, наглухо отгородившись дверью. Может, он даже немного скучал по возможности провести вечер вот так, по сути, ни за чем, листая псевдоисторическую книгу о подвигах Императора Драккона. Не прошло еще и недели, как долиец в числе группы исследователей вернулся в замок после очередного затянувшегося почти на месяц путешествия, и неделя эта была буквально от рассвета до заката посвящена резюмированию полученных результатов и расшифровке кратких походных записей, превращению их в полноценное изложение приобретенного практического опыта.

Теперь у них было время на теорию. Немного, но было — немедленная опасность ушла, и сообщения об угрожающе активных разрывах, мешающих нормальному течению жизни, поступали все реже. В какой-то мере к лучшему было и то, что Инквизитор практически все эти задания спускал ниже, магам, сам предпочитая заниматься дипломатическими делами и поменьше встречаться с демонами. Запечатать разрыв при помощи Якоря, конечно, было проще и быстрее, не требовало лириума, а значит, обходилось дешевле — но это не давало такого зачастую уникального опыта и возможностей для совершенствования технологий работы с Завесой. Даже если за уникальность опыта приходилось платить порой трагическими случайностями...

Маханон вздохнул и поудобнее устроился в кресле, где сидел, подогнув ноги и положив на колени тяжелый потертый том. Всё, что ни делается, все к лучшему. Им нужны эти знания. Если когда-нибудь такая же случайность покончит с ним самим... что ж, он знал, на что шел. И беспокоиться будет только о том, чтобы остальные смогли сделать из этого правильные выводы и не повторить такой же ошибки. Когда-то и привычная сейчас теория магических щитов и стихий, должно быть, точно так же писалась чьей-то кровью...

— А глядите-ка, что у нас тут е-есть!..

Чужой голос совсем рядом выдернул Маханона из задумчивости, и эльф, прекратив рассеяно поглаживать пальцами потрепанные края страниц, поднял посерьезневший взгляд на того, кто без особых церемоний вторгся в покой библиотечной секции.

— Томас, — он не то поприветствовал, не то просто констатировал факт, узнав ухмыляющегося солдата в стандартной тунике с символом Инквизиции, привалившегося плечом к шкафу. "Что тебе надо" осталось невысказанным, но совершенно неприкрыто имплицированным в интонации и приподнятой брови.

Убедившись, что привлек внимание, парень отлепился от шкафа, с полным самодовольной торжественности видом помахал зажатым меж двух пальцев конвертом с печатью из красного воска:

— Письмо. Почерк-то какой, только взгляните! Адресовано месье Эм-Лавеллану, — зачитал он специально чуть ли не по буквам. — И пахнет — ммм! — цветами. Ну-ка признавайся, от кого? Где уже интрижку закрутить успел, проныра остроухий?..

Любопытство, казалось, наживую собиралось отгрызть Томасу ногу, если он сию же секунду не утолит его — иначе и предположить нельзя было по этому жаждущему подробностей блеску в глазах. И этот человек отмахивается от предложения почитать орлейские дамские романы, вздохнул про себя Маханон. Зря. Интерес ко всему романтичному и связанному с девушками при хроническом невезении на личном фронте был у разговорчивого и полного живого энтузиазма Томаса чем-то вроде визитной карточки. Иногда эльф ему в этом даже сочувствовал, хоть и не понимал такого ажиотажа — и, что таить, подозревал, что именно этот жгучий щенячий энтузиазм и есть основная помеха на пути солдатского счастья.

Но странное письмо не прибавило Лавеллану желания шутить.

— Отдай, — спокойно сказал эльф, протягивая руку.

— Не-а! — Томас дразняще помахал письмом, прищуриваясь и улыбаясь. — Сначала ответы! А то знаю я тебя...

— Отдай, — повторил маг тем же тоном, чуть склоняя голову, но Томас продолжал упрямствовать:

— Ну что ты заладил, отдай да отдай? Как пакет государственной важности! Ну серьезно, Хано, что за секреты? Я же не... аа-а!

Короткая бледная молния, ужалившая солдата в руку, заставила его вскрикнуть и дернуться, роняя письмо, которое тут же было подхвачено и увлечено плавной волной кинетического притяжения в руки мага. Цыкая и шипя, Томас тряс онемевшей и ненадолго ставшей ватной конечностью:

— Да чтоб вас, магов...! — возмущенно насупился он — но, впрочем, больше эмоцинально и беззлобно, видать, понимая, что заслужил — потому что уходить не спешил. Наоборот, разминая руку, очень внимательно следил за тем, как Лавеллан надламывает восковую печать.

— Это от Эсмераль, — сказал эльф удивленно, пробежавшись глазами по строчкам на красивой бумаге, и тут же осекся, мысленно на себя ругнувшись.

— От Эсмераль? Это... аааа-а! — лицо Томаса озарил свет воспоминания. — Это та, которая... Слушай, это ж когда было? С полгода уже прошло, а? Ты ж все говорил, что больше ничего и не случилось? Погоди, и она вспомнила о тебе? Вот сейчас? Ого-го-го! — парень облокотился на самую спинку кресла Маханона. — Ну ты даешь. А что пишет? — попытался он заглянуть в письмо, но Лавеллан уже снова принципиально сложил его пополам, препятствуя любопытному носу.

— Приглашает приехать в Вал Гаморд и дать несколько практических советов по комплектации библиотеки, — размеренно проговорил долиец, старательно пряча улыбку.

— При... да ну не ври! — аж вскинулся едва ли не висевший на кресле Томас, то ли ужаснувшись, то ли восхитившись, то ли всё сразу.

— Не вру, — степенно возразил Маханон, хотя в интонации его сквозило веселье.

— Тогда покажи письмо!

— Не покажу, это личное, — долиец положил ладонь сверху на бумагу.

— Значит, точно врешь. Слушай, ну так же не бывает!

— А что бывает? В личном-то письме, — лукаво поинтересовался маг.

— П... понятия не имею, — обиженно стушевался Томас и скрестил руки на груди. — Мне-то женщины никаких писем не пишут, знаешь ли.

— Тогда, может, тебе стоит попытаться писать им первому? — спрятав письмо под край камзола, Лавеллан наклонился, натягивая сапоги.

— А ты ей первым написал?

— Нет.

— Ну вот и я хочу, чтобы... — запальчиво начал солдат, но Маханон наставительно заметил, поднимаясь:

— От одного "хочу", друг мой, толку не будет. Надо что-то делать.

— И что, например? — вздохнул Томас, с обретенной на минуту серьезностью следуя за магом к выходу из секции.

— Кроме писем? Не знаю. Попробуй лицо краской разрисовать, может, в этом весь секрет?..

***
Миледи Эсмераль,

Забыть о встрече с вами было бы истинным кощунством и позволить себе такое может только редкой расточительности человек. Я к таковым себя не отношу, и потому рад знать, что вы также вспоминаете обо мне даже сегодня.
За прошедшее время мне удалось больше узнать о вкусах своих сослуживцев, так что могу заверить вас, что оказать экспертную помощь в выборе книг мне не составит труда. Я прибуду к вам, как только буду освобожден от немедленных надобностей службы Инквизиции. Путь до Вал Гаморда лежит неблизкий, но я обещаюсь что-нибудь придумать, чтобы не заставлять вас ждать, а библиотеку Скайхолда томиться без пополнений.
Рассчитываю на встречу с вами в первых числах Дракониса.

Ваш вдохновленный ученик,
агент Маханон Лавеллан.

***
Решение, однако, далось магу не так просто и легко, как то звучало на бумаге гаммой тщательно подобранных слов — после десятка смятых и выброшенных листов. Просто так отступить от своих обязательств перед организацией, перед группой соратников, презреть все необходимости и потратить время на личные вопросы Лавеллан не мог — не считал себя вправе. Проще, безопаснее и спокойнее было думать, что собственные желания не значат ничего, задвинуть их в дальний угол и забивать каждый следующий день новыми делами. Забыть о себе было проще. И вспоминать из-за этого не особенно хотелось.

Он вспоминал, задумчиво потирая пальцами подбородок, тот поцелуй на крепостной стене. Смутный сейчас, но тогда стоивший ему немалого числа ехидных намеков, вопросов и тычков — пока тема, не получив никакого развития и реакции, не исчерпала сама себя. Откинувшись на спинку стула, долиец смотрел на огонек догорающей на столе свечи и слушал темноту за спиной, словно надеялся на какие-то ответы. Стоит ли этот фривольный эгоизм своего времени?..

Маг пришёл к выводу, что стоит. Причин было две — библиотека знатной леди, в которой, возможно, стоят на полках не только художественные трактаты или сборники стихов за личными подписями бардов, или что еще она могла почитать ценностью, но и какие-то книги, о значении которых она даже не подозревает; и вторая, не настолько притянутая за уши — сама знатная леди. Он чем-то был ей интересен, раз спустя полгода она все еще помнила о случившейся мимолетной "шутке". Об эльфе, которого, обласкав вниманием за вечер, на следующий день лукаво избегала взглядом, более не соизволив заговорить. И вот — письмо. Маханон вертел его в руках, рассматривая искусно выведенные буквы витиеватого почерка, пока наконец в каком-то взметнувшемся наитии не ткнул его краем в огонек свечи, подхватывая на бумагу жаркие и дикие языки пламени. Секунды спустя оно схлопнулось под волей мага, и черные остатки пепла слетели на стол, уже ничем не способные выдать то, что было на них написано. Хватало того, что он знал и помнил.

Поднявшись, он вытащил из шкафа походную сумку через плечо и принялся собирать вещи.

Герцогиня в Орлее — титул не маленький, второй по весу только королевской семье. Родовитая особа в бархатной маске имеет положение, а положение подразумевает не только достаток, но связи, а связи — возможность знать кого-то, кто знает кого-то, кто... Эльф сжал пальцы на краю сумки и выдохнул. Если он ей интересен и зачем-то нужен, пусть так. Есть только одна цена, которую он пока не согласен был заплатить. Остальное вторично.

***
За ворона, обученного полетам в Гаморд, пришлось расплатиться обещанием доставить полдесятка менее срочных посланий в несколько точек вдоль Имперского тракта. Путь и впрямь был неблизкий — но, закладывая срок с небольшим запасом, Маханон мог позволить себе потянуть время, не гнать коня и останавливаться на полноценные ночлеги. Примчаться в указанных первых же числах, не задерживаясь, долиец нашёл для себя неприемлемым — иначе грош цена была бы его словам о служебной занятости, которую скидывать со счетов и делать только своей проблемой не следовало ни сейчас, ни потом, если все задуманное удастся. Как там положено, красиво опоздать же? Следуя этому принципу орлейского этикета, он въехал в холодный южный город вечером шестнадцатого дня от выезда из Скайхолда, в начале второй недели весны — несмотря на обещания календаря, Вал Гаморд не спешил встречать тепло у своего порога. Прихваченный с собой плащ с меховым подбоем пришелся как нельзя кстати.

Уже у самых ворот поместья герцогини эльф спешился, под взглядами двух насторожившихся стражников приближаясь и ведя коня на поводу.

— Маханон Лавеллан, агент Инквизиции, — назвался он. — Герцогиня ждёт моего визита.

Отдыхать с дороги, не зная, чего и когда ожидать от визита в знатный дом, Маханон не рассчитывал — и привычно позаботился о себе сам, заранее остановившись на ночлег в достойной придорожной гостинице. Не тот, конечно, размах, что на Имперском тракте, где торговые обозы идут нескончаемым потоком, но смыть с себя пыль и усталость перед важной встречей да переодеться, чтобы не предстать перед герцогиней в дорожном кожаном доспехе нашлось где. Эльф только глаза округлил невольно, когда ему предложили подать закуски прямо в купальню — и, справившись с удивлением, отказался, предпочтя просто умыться и угоститься вином за чтением одной из книг, должно быть, больше для украшения выставленных на полки невысокого шкафа в отведенной ему более чем просторной комнате. Достаток, граничащий с роскошью, чувствовался здесь во всём — непривычный, словно гуляешь по какой-то торжественной картине в золочёной раме. Долиец, аккуратно присев на край софы и четверкой закинув ногу на ногу, даже не столько читал, сколько вслушивался в тишину вокруг себя. Ждать и гадать вовсе не было его любимым занятием. При виде вернувшейся с новостями экономки он моментально захлопнул книгу и встал, готовый последовать туда, куда она укажет.

— Ваша Светлость, — эльф учтиво склонил голову, приветствуя поднявшуюся ему навстречу госпожу и наученным уже жестом целуя протянутую ему руку. В перчатке на этот раз — почему-то. — Благодарю. Было бы неслыханной дерзостью даже представлять, что вы будете ждать меня каждую минуту, не отвлекаясь на иные дела. Спасибо заботе Беатрис, время в ожидании пролетело совершенно незаметно для меня, — он покачал головой, усиливая это галантное отрицание.

Долиец был облачен в чёрный жилет с узорчатыми вставками поверх плотной бежевой рубашки, застегнутый под самое горло на покрытые позолотой пуговицы, тёмные кожаные штаны и сапоги до колена с такой же тонкой полосой узоров по голенищу. Одежда по фигуре делала его стройнее, чем то могло показаться под более массивным мундиром — фигура, принадлежащая скорее бойкому и подвижному юноше, чем взрослому мужчине, но от большеглазого ли эльфа ли ожидать иного? Он пробежался взглядом по наряду герцогини — всё та же прическа, маска, скрывающаяся лицо, вызывающе яркие губы... не такие полные, как ему запомнилось, но Лавеллан не придал этому значения, ведь память зыбка.

— Представите меня вашей... спутнице? — может, по этикету и требовалось что-то иное, но он не мог проигнорировать присутствие другой женщины, вероятно, личной служанки Эсмераль — маска и одежда попроще говорили о не самом высоком статусе. Только что-то странное почудилось Маханону во взгляде, который удалось поймать случайно — неожиданно живая, заинтересованная пристальность и прямота, — но, должно быть, она просто не меньше других слуг в доме — за исключением, пожалуй, остававшейся совершенно сдержанной Беатрис, — была удивлена видеть перед собой эльфа-долийца, ведущего себя не как лесная опасная тень с острыми стрелами, а как... обычный человек. Человек, не эльф — даже сейчас, когда эльфам с милости его Императорского Величества объявили права и свободы, осторожное и привычное поведение слуг оставалось их визитной карточкой.

— Ни в коей мере, — коротко улыбнулся Лавеллан, склонив голову в ответ представленной Соланж. — Однако вы разбудили моё любопытство. Позвольте угадать — таланты мадмуазель Соланж не связаны ли с... нешаблонным представлением живого искусства? — припомнил он состоявшийся на крепостной стене разговор, который позже еще не раз перебирал в мыслях — и тем более по дороге сюда. — С удовольствием взглянул бы на воплощение того, о чем вы мне упоминали, — эльф с заинтересованной вежливостью улыбнулся камеристке, однако моментом позже вернул свое внимание герцогине, чьим впечатлением он определенно интересовался больше.

Заняв оставленное ему место по левую руку герцогини и напротив камеристки — действительно, не удивленный, но в некоторой эгоистичной мере раздосадованный присутствием третьего лица, навевавшего общению, казалось, излишнюю формальность, — долиец поднял взгляд на заданный ему вопрос:

— Служба, миледи, — ответил он, не моргнув глазом. — Дела Инквизиции тянутся далеко за пределы Скайхолда, а наши лидеры знают цену грамотному использованию ресурсов. Коль скоро я временно оставляю службу как маг, пришлось поработать гонцом по особым поручениям, — Лавеллан с легкостью пожал плечами, показывая, что не придает этому никакого оскорбительного для себя значения. — Я клялся в верности делу Инквизиции и клятву эту обязан не нарушать... как бы не хотелось иного, — лукаво взглянул он исподлобья в глаза герцогини и взялся за вилку с ножом, в соответствии с правилами принявшись разделять мясо на небольшие кусочки и в очередной раз раздражаясь про себя тому, как это неудобно.

Практика обедать за столами да с приборами, еще и делая это с десятком условностей, была одной из вынужденных тягот причастности к человеческому сообществу. И если к красивой и сложной одежде долиец в определенной степени пристрастился, с сапогами — смирился, признавая необходимость, то трапезничать все равно при каждом удобном случае предпочитал "вольно", забирая еду к себе в комнату или перебираясь на свежий воздух. Но сейчас о таких вольностях речи, разумеется, и быть не могло — приходилось быть "культурным" по чужим представлениям, чувствуя, как непривычно ноют от этого кисти и запястья рук.

Возвращаясь к мысли о присутствии камеристки, Маханон не мог не отметить про себя, что Эсмераль с ним сейчас явно осторожничает. Изучает, оставив расстояние — словно опасается его наедине намного больше, чем в присутствии многочисленных иных гостей, чье наблюдение заостряло риск потерь для репутации. Сейчас же, кроме слуг, никто не мог бы увидеть и нелестно оценить ее вольности и импульсивные поступки, но бросаться в омут также, как в первый раз, герцогиня не спешила. Что же она задумала все-таки за этой "помощью с библиотекой"? Тут даже неопытный Томас влет догадался, что приглашен Лавеллан был совсем не за этим — но истинные намерения, вероятно, еще долго останутся затененными. Что ж, её право устанавливать правила сейчас — а Игра только началась...

— Право, миледи, — улыбнулся тарелке Лавеллан, коротко бросив светлый взгляд на герцогиню. — Я всего лишь рядовой агент, далеко не единственный маг даже в своей специализации. Не хочу показаться излишне скромным, умения каждого агента в Инквизиции что-то да значат, но мой ресурс, на самом деле, вполне заменим и не исключителен, — кинув в рот небольшой кусочек мяса, маг прожевал его и добавил. — Очень удобно, польза есть, а вот убытков не предвидится. По счастью, мы более не на военном положении, однако это совершенно не повод проще относиться к нашим обязанностям.

Еда была приготовлена на славу, без лишнего жира или обратной ему сухости, но долиец очень осторожно давал волю аппетиту, перемежая это глотками вина из высокого бокала. Приятный жар алкоголя отлично отгонял воспоминания о пронизывающем ветре и холоде гористых этих мест.

— О, — поднятая камеристкой тема, похоже, заставила эльфа вспомнить что-то такое, отчего он улыбнулся шире и хитрее, снова пряча взгляд наклоном головы. — Боюсь, я и сам точного ответа не знаю. У леди Эсмераль не было возможности посвятить меня в суть затронутой темы... в силу того, что ее внимание оказалось несколько отвлечено от нашего разговора более... насущными вопросами, — Маханон искоса и исподлобья глянул на герцогиню с очень заговорщицким видом, не прекращая улыбаться.

Урезонивать его Эсмераль не стала — ни словом, ни жестом, ни прямотой взгляда, бросающей испытывающий вызов; "отмахнулась" от темы бокалом и сослалась на зыбкую память. Зыбкую, был уверен Маханон, только на словах — и почему-то в присутствии единственного свидетеля, камеристки, словно она была не послушной своей госпоже молчаливой соучастницей, а некоей блюстительницей нравов, — по письму же вряд ли можно было решить, что герцогиня не помнит, о чём они говорили, прежде чем...

Но пусть. Торопиться некуда.

— Или, возможно, ваши взгляды на прекрасное изменились? Так тоже бывает, ведь прошло не так уж мало времени, — рассудил Лавеллан, снова берясь за нож, "мода могла смениться" — оставил он себе мнение о непостоянстве иных тенденций орлейской культуры, тихо улыбнувшись, и бросил умеренно заинтересованный взгляд на женщину по другую сторону стола. Та снова смотрела прямо — очень прямо, внимательно — но, стоило пересечься взглядам, поспешно отвела глаза. Странное ощущение. Должно быть, на фоне этой внезапной скромности Эсмераль, словно решившей изобразить благопристойную хозяйку, ему мерещится всякое...

— Кунари? — удивился Лавеллан поднятой теме. — Вы считаете Кун варварским? — пытливо поинтересовался эльф в ответ с ноткой недоверчивости, не ожидав такого слова от запомнившейся ему необычайно смелой в своих воззрениях герцогини, но продолжил. — Большинство кунари, работающих с Инквизицией — обычные наемники, которые не следуют Кун. Но, так или иначе, служба в Инквизиции — не о вопросах веры, леди Эсмераль, — улыбнулся долиец. — Среди нас есть и аввары, и хасинды, я даже знаю одну ривейнскую провидицу — во всяком случае, она себя так называет. Кунари, последователи Кун или нет, только часть всего разнообразия рядов Инквизиции. Но, соглашусь, они одним своим ростом привлекают к себе больше внимания, чем все остальные вместе взятые, — усмехнулся Маханон, отпивая глоток из своего бокала и бросая выжидательный взгляд на собеседницу.

Недоумение исказило рисунок на лбу наморщившего брови эльфа, когда тот услышал от герцогини про мускулы и выносливость. Это... звучало странно, бесхитростно, не совсем тем, что он бы ожидал услышать от де Жевинь — но Маханон просто напомнил себе, что знает о ней очень мало. Замяв момент своего удивления, Лавеллан проговорил, беря приборы с явным намерением от разговора более детально перейти к еде:

— Основная масса с разнящимися взглядами, по счастью, пока остаётся за пределами океана. Большинство кунари-одиночек, каких вы можете встретить среди наемников, ведут себя... ну, как обычные наемники. Не скажу, чтобы они уж очень сильно отличались в этом от людей. В моём опыте, по крайней мере, — мелькнув улыбкой, Маханон уделил внимание мясу и овощам, фактически уходя от разговора на подумать — но герцогиня, похоже, и сама не была настроена много говорить. Однако недолгой паузе за столом затянуться сверх меры не позволила камеристка.

— Я смею довериться вашему выбору, мадмуазель Соланж, — сдержанно улыбнулся эльф, откладывая приборы на пустую тарелку. — Не сомневаюсь, вы умеете угодить самым изящным вкусам герцогини, а мои так и рядом с ними не стояли. И музыка, и поэзия — я нахожу культуру Орлея в этом отношении более чем достойной внимания.

Не такая уж и неправда, в самом деле. Специфическая ритмичность шемленского стихосложения была необычна, как и музыка, сыгранная в совсем других традициях, нравилась ему — когда была сыграна хорошо. Высокая, пусть и чужая культура, тянула любопытство долийца к себе — и потому инициативе Соланж он внимал вполне заинтересованным и живым взглядом. Уж всяко более вдохновленным, чем беседой о достоинствах кунари.

Маханон, расположившись на кушетке вполне непринужденно, взял в руку вазочку с виноградом, слушая и смотря то на исполнительницу, то на сидящую подле него герцогиню. Нешаблонное представление искусства, да? Это ли та смелость, о которой говорила Эсмераль тогда, на стене, та желанная ей незашоренность, но не вульгарность — произведения, контекстом выбивающиеся из церковной цензуры? Вот так она "не помнит", о чём была речь? Что за Игру затеяла в этот раз герцогиня? Прихватывая губами ягоду в тонкой зеленоватой кожице, эльф пересёкся взглядом с камеристкой — и на секунду замер под странной прямотой ее взгляда. Герцогиня почему-то закрывалась, практически игнорируя его присутствие — а вот названная Соланж наоборот, снова почти переступала нормы приличия. Задержав взгляд в ответ, эльф медленно раскусил виноградину, и перевёл глаза на мелькающие по струнам пальцы, аккуратными щипками и переборами извлекающие чистые звуки.

Задуманный лже-герцогиней оскорбительный подтекст ускользнул от него, как рыбка в ручье — оскорбиться прозвучавшему от лица ордена он и не подумал. Служба осталась там, за две недели пути, растерялась по дороге вместе с депешами, отданными в нужные руки. Сейчас он был в наименьшей степени агентом Инквизиции — но больше собой, магом... и долийцем. Его собственной веры пропетые строчки никак не касались — да что там, эльфу требовалось напрягать разум, чтобы понять, чем вообще они могут быть крамольны. Инквизиция, в общем-то, даром что была возглавлена Вестником Андрасте, церковные замшелые традиции попирала регулярно на своём пути во имя эффективности. И это отрицание не слишком-то повлияло в итоге на церковный авторитет Орлея. А уж что там вреда может быть в обычной театральной пьесе... этого Маханон тем более понять был не способен. Это же всего только выдумка да слова.

— Прекрасное исполнение, мадемуазель Соланж. Не стоит беспокойства, вы же знаете, одобрение Церкви мало заботит Инквизицию, — эльф тонко улыбнулся. — Мы сражаемся не за форму слова, а во имя веры и воли Создателя с силами, ставить в один ряд с которыми театральные пьесы было бы странно. Песни, в отличие от прорех в Завесе, не оставляют разрушенными крепости и целые деревни. Отчего бы не петь о кровавом тевинтерском магистре, когда последний, вознамерившийся грозить миру своей вечной жизнью повержен? В литературе и театре никак не обойтись без злых гениев. На чьем же еще фоне добру быть добром?..

— Но я должен сказать, миледи, вы приятно удивили меня выбором, — обратился он к герцогине, чуть искоса созерцая и сцепив пальцы на тонком плетении вазочки. — В какой-то момент мне показалось, что вы и в самом деле позабыли о сказанном. Кунари вы увлеклись из тех же соображений о нешаблонности в поисках прекрасного? — поинтересовался Лавеллан не без легкой иронии, вопросительно глядя на собеседницу.

Предложение камеристки, словно брошенная утопающему веревка, позволила эльфу преодолеть замешательство и наконец хотя бы рот закрыть, моргнув и избегая смотреть на герцогиню. Зато за отошедшей к кабинету Соланж следя более чем внимательно. Что-то было здесь не так, но Лавеллан, хоть убей, не мог сходу сформулировать, что — кроме того, что герцогиня казалась совершенно не собой, и близко не той женщиной, которую он запомнил по короткому знакомству, оставившему приятный след в воспоминаниях. Это что, тоже Игра? Он нехотя покосился на прокомментировавшую предложение женщину, словно не желая опять столкнуться с чем-то, что настолько пошатнёт его восприятие ситуации.

— "Спишь"? Не рановато ли для снотворных ликеров, миледи? Вечер еще только начался, — эльф вопросительно смотрел исподлобья

— Ох, право, сударь. Надеюсь, Вы не станете сердиться, знатной даме вряд ли можно сравниться в выносливости и стойкости с агентом доблестного ордена, — явно намекая о своих намерениях, мелодично протянула лжегерогиня, бросив короткий интригующий взгляд своей камеристке и приняла из ее рук крохотную рюмку с ликером.

Эсмераль в свою очередь мягко улыбнулась, передавая следующую рюмку гостю.

— Тем не менее, я уверена, monsieur Лавеллан сумеет себя чем-нибудь занять перед сном, коль скоро Вы щедро позволили ему располагать всем, что находится в особняке, — с показной вежливостью произнесла она, едва коснувшись пальцев агента своими, когда тот принимал предложенный ликер и задержала испытующий взгляд на пару мгновений, едва гранича с тем, чтобы быть замеченной, в то время как Ленуак отвлеклась на свой напиток.

Ответ герцогини нагнал на Маханона еще больше недоумения, но уточнять он побоялся, не желая получить очередную ремарку в духе театра кунари. Вместо того он принял рюмку из рук камеристки — и замер, напрягшись и вглядываясь в лицо под маской, когда легкое касание пальцев скользнуло по коже, почти незаметно, но нарушая меры приличия. Этот жест был знаком — не хватало только отпечатка губ на обратном краю, но рюмка была слишком маленькой для этого. Нет, ну... Ему мерещится, правда? Взгляд эльфа скользнул на губы камеристки, Лавеллан чувствовал себя под властью иллюзии — при том, что никакой магии здесь не творилось.

— Я, пожалуй, повременю с... отходом ко сну, — заметил долиец, держа рюмку в руке, но пить из неё не спеша. — Хотелось бы прежде всего познакомиться с библиотекой, упомянутой вами в письме. Откладывать это на утро было бы кощунством для моего... любопытства, — он моргнул, взглянув на камеристку. Книги... какие книги? Совсем не к книгам было сейчас его любопытство, щедро смешанное с озадаченностью.

Оставшись наедине с самим собой, Маханон опустился обратно на кушетку, с долгим выдохом откинувшись на бархатную спинку. Общение с герцогиней и её служанкой неоднозначностью своей оставило после себя ощущение легкого головокружения — привыкший к куда менее витиеватым контактам эльф не знал, что и думать об увиденном. Услышанном. Почувствованном. Он поднял руку, рассматривая свою ладонь, по которой вот только что так почти невесомо скользнули пальцы камеристки. Что это было? Зачем это всё? Образ герцогини в его памяти как будто раздвоился, разделившись на обеих женщин сразу. С кем же из них он разговаривал тогда, на крепостной стене? И не только разговаривал. Лавеллан усмехнулся, прикрыв глаза и поведя плечами. Должно быть, рано делать какие-то выводы — то был всего лишь первый ход. За чем бы в действительности его не позвали через полстраны на личную встречу, это вряд ли станет известно сразу.

Хотя сам долиец, конечно же, предпочёл бы иначе — будучи тем, кто привык действовать и не тратить лишнего времени на расшаркивания, получать результаты настолько скоро, насколько их вообще можно было получить — и переходить к следующему этапу. Побарабанив пальцами по подлокотнику, Маханон поднялся на ноги, чтобы неторопливо пройтись по комнате, заложив руки за спину и изучая интерьер. Здесь не Скайхолд, не Инквизиция, не исследовательская лаборатория — здесь хоть и бледный в силу отдалённости от столицы, но Орлей. Ему придётся выдохнуть, принять правила игры и попытаться получить удовольствие от... отпуска. Непривычное слово. Откладывая прочь рабочие обязанности, Лавеллан не чувствовал облегчения — наоборот, неприятную какую-то опустошенность и обеспокоенность. Ему не нравилось ничего не делать, не нравилось стоять и ждать. Это было даже хуже, чем маяться песчаной сухостью в глазах от затянувшегося глубоко заполночь чтения и написания отчётов обо всех ходах предпринятых испытаний под холодным мерцающим светом шаровой молнии. В самом деле, к чему свечи переводить на того, кто сам себе источник? Квартермейстер Скайхолда умел экономить. В особенности на том, что у скайхолдских магов прав и свобод было на порядок побольше, чем в Круге.

Но эльф, в отличие от некоторых одновременно разбалованных и отчужденных от себя самих магов, воспитанных в церковной системе, никогда не протестовал такому скряжничеству. Даже наоборот. Серо-зеленый безжизненный свет завесного огня неизменно вгонял в уныние и вытягивал силы больше всякой настоящей магии, мерный же энергетический треск усмиренного и закольцованного заряда, воздух рядом с которым начинал пахнуть грозовой свежестью, был ушам едва ли не приятнее щелчков дров в камине — роднее так уж точно. Маханон улыбнулся, разглядывая белоснежную фигурку балерины на каминной полке и слегка поворачивая её пальцами. В человеческой культуре вокруг всё было другим — но в инакости этой всё равно смутно знакомым. Дома молодые мастера работы по дереву постоянно набивали руку на таких же резных безделушках. А картины на стенах в массивных этих рамах? На стены аравелей вешали в основном символы богов, выжженные на небольших срезах поленьев, но — тоже вешали. Тоже искали, чем любоваться и на что смотреть с уважением и затаенным восхищением. Отличался только размах. Вздохнув, Лавеллан ненадолго прижал ладонь к полке, не позволяя себе отвлечься от ощущений здесь и сейчас, от присутствия в совсем ином времени и месте, не там, куда тянули дорогие сердцу воспоминания, призрак которых готов был видеться ему во всём — и тряхнул головой, возвращая взгляд резной лепнине под потолком, широким, полным света окнам и тяжёлым, дышащим роскошью шторам. Да, размах.. Одна только арфа, на которой играла камеристка, чего стоит.

Эльф обернулся через плечо и, приблизившись к инструменту, протянул руку к резной раме, проводя кончиками пальцев по узорам. Струны были такими плотными, что казалось странным, как тонкие женские пальцы могут так легко извлекать из них такие быстрые мелодичные звуки. Лавеллан хотел было прикоснуться к ним — но помедлил и не стал, убрав руку. Причина, впрочем, не была связана с нерешительностью.

Он правильно предположил по пойманному напоследок взгляду через плечо, что этюд в гостиной ещё не сыгран до конца. Из-за этого Маханон не спешил уходить, искать отвлечений в комнате или просить слуг провести его в библиотеку — и поступил в этом верно. Подняв взгляд от арфы, эльф улыбнулся одними губами, взглянув на тихо — но не настолько, чтобы не выдать себя привычно внимательному к звукам лесномуостроухому, — появившуюся в дверном проёме камеристку. Или ту самую настоящую Эсмераль? Это ещё предстояло выяснить.

— Не только библиотека в этом доме внимание привлекает, — эльф убрал руки за спину, отступив на полшага от арфы и встав со сдержанной выправкой. — Раз уж герцогиня повелела мне, хм, свободно располагать своим пребыванием в особняке... — он тихо усмехнулся, пожав плечами и с внимательным любопытством глядя на камеристку. — Я, пожалуй, не стану спешить к книгам. Коль скоро и вы — тоже здесь, — добавил Маханон после короткой паузы и сухо улыбнулся на угол рта.

Аккуратно набросив ткань на музыкальный инструмент и затянув витой шнур из золотых ниток, камеристка искоса вернула взгляд гостю.
— Ее Светлость отпустили прислугу на сегодня и я, признаться, не могу пожаловаться на усталость, — ненавязчиво пояснила она и в том же тоне предложила. — Если желаете, мне было бы приятно разделить Ваш вечерний досуг. Быть может, изволите прогуляться по саду? Свежий воздух как ни что другое способствует здоровому сну. Конечно, он вряд ли может порадовать благоуханной пышностью цветов в это время года, однако холодное величие скульптур неумолимо вне зависимости от погоды.

— Благодарю, — улыбнулся Лавеллан, — буду только рад вашему обществу, леди Соланж. Для меня здесь всё... — он взглянул за плечо, обводя взглядом комнату, неопределенно осекшись. — В Скайхолде я привык к иному. И в обстановке, и в порядках... Вы крайне выручите меня, если хотя бы сегодня побудете моим проводником. Стоит ли говорить, я прежде не бывал в знатных домах Орлея. Ну, то есть... — эльф тихо рассмеялся, — вообще в знатных домах…
Он кивнул на слова о саде, но не преминул заметить:
— Холодное величие сегодня и впрямь сильно чувствуется. Здесь всегда так поздно наступает весна? Нам понадобится чем-то отгонять холод на этой прогулке, — Маханон усмехнулся, глядя сквозь маску в глаза своей собеседницы и живо припоминая, как смело тогда, в Скайхолде, герцогиня отказалась от шали, поднимаясь с ним на крепостную стену с одним только бокалом в руке и огоньком интереса в глазах.

Слова о непривычности обстановки вызвали лишь теплую дружелюбную улыбку камеристки:
— Не стоит смущаться, monsieur Лавеллан. По крайней мере в моем обществе так уж точно. Я родилась в далекой провинции на границе с Неваррой и до той поры как мне посчастливилось поступить на службу к Ее Светлости, проживала там. Соседство с Имперским трактом и странами весьма разнящихся во многих вопросах взглядах почти не оставляет места для осуждения привычек и причуд представителей иных культур. Хотя конечно это во многом зависит от каждого из нас, некоторые напротив стремятся как можно ярче подчеркнуть свое отличие, плотней примкнуть к той или иной группе людей и самоутвердиться за чужой счет, — на мгновение прервав свой рассудительный щебет, точно бы почувствовав, что излишне делать то отдельной темой для беседы, она завершила с извинительно учтивой улыбкой. — Я лишь хотела сказать, что в стенах этого дома Вы точно ничего такого не встретите.
Взяв под руку принявшего приглашение мужчину, она неспешно увлекла его в сторону выхода во внутренний сад особняка.
— Если желаете, можно подняться за верхней одеждой или я попрошу кого-нибудь из слуг разжечь костры вокруг беседки. Ее Светлость воспользовались изысканиями одного столичного студента, кованные постаменты для них расположены таким образом, что внутри холод совсем не ощущается.

— Костры? — удивился Маханон, улыбка которого от слов камеристки про отличия и самоутверждения стала заметно натянутой — стремление ли отличаться осуждать отмеченному дерзкой татуировкой долийскому эльфу, стереотипное представление о которых совсем не подразумевало либеральности отношения к чужим традициям и взглядам?..
— Если в них есть, чему гореть, то не думаю, что стоит кого-либо беспокоить. Леди Эсмераль, должно быть, рассказывала вам, что я маг?..

Наигранная заминка послужила заметно скрыть "якобы" удивление факту наличия магического дара. Секунду смолчав, орлесианка нашлась что сказать.
— Что ж, если Вы способны управлять стихией, нам не придется никого беспокоить. Надеюсь, это не единственная Ваша сила и Вам не составит труда наполнить постаменты дровами из поленницы? — кокетливым тоном уточнила она, толкая створку массивных дверей и чуть поежившись от пахнувшего в лицо прохладного воздуха.

Лавеллан приподнял бровь на эту заминку — но ничего не сказал, только рассмеялся уточнению Соланж, шагая с ней по каменным плитам дорожки.
— Не единственная, вы правы. Но магия куда многограннее управления стихией, — уклончиво улыбнулся эльф. — Надеюсь, это не стало неприятным для вас сюрпризом. В свете событий последних лет...
У беседки он остановился, оглядывая расположение кованых постаментов для огня, расположенных в очень знакомом порядке узловых сочленений круга Ротана, и находя по указанию Соланж укрытую поблизости поленницу. Рука эльфа поднялась, совершая какой-то жест, неясный из-за того, что маг прервал его на середине, с заданным вопросом внимательно взглянув на свою спутницу.

При всей досужей легкости их беседы вопрос эльфа был серьезным. Точнее, по убеждению самой Эсмераль, требовал серьезного ответа. Все оценки, клише и отношение к существующему вокруг родятся, пожалуй, по большей части из личного опыта. Быть может как и эта вот ее поверхностная симпатия к представителям эльфийской расы.
— Видите ли в чем дело, господин Лавеллан... — произнесла она без доли присущей игривой праздности. — В сказанных вопросах решают вовсе не идеологические убеждения. Суждения большинства, принятые считаться истиной не более чем пропаганда. Зерно брошенное властьимущими в благодатную почву не склонных к критическому мышлению масс, — и так как ответ ее обещал завершиться нескоро, женщина жестом призвала собеседника продолжать свои манипуляции.
— Понять их мотивы совсем несложно и в достижении поставленных целей, стратегия верна. Будь я на их месте, пожалуй, действовала бы также. Где нет стремления к пониманию и тому, чтобы хоть попытаться смотреть дальше собственного носа, вера сильна. Проста и удобна. А потому отличный инструмент любого политика, — не став упоминать урезавшего инвестиции в образование и культуру Императора, она вернулась к сути:
— "В свете событий последних лет..." и маги и храмовники и все остальные вовлеченные партии были лишь пешками в большой жестокой игре. Скажите, Вы служили Старшему, чтобы мне в самом деле неприятно удивляться? Или состояли в числе мятежных отступников? Быть может со своими собратьями ловили и истязали в лесах ненавистных орлесиан? Но с чего бы тогда Вам принимать приглашение герцогини и держаться цивилизованно и доброжелательно в ее обществе?
В какой-то момент самозванная камеристка поймала себя на том, что говорит совсем не по статусу, но остановиться уже не смогла.
— Считайте меня слишком легковерной и наивной, я доверяю внутреннему чутью, а оно подсказывает, что мне не стоит ждать от Вас дурного.

То ли не поняв ее жеста, то ли, более вероятно, предпочтя слушать не одним ухом, Лавеллан, снова в озадаченности подняв бровь, внимал Соланж, пока той было, что сказать — и подозрения в нем крепли тем больше, чем больше она говорила. Может, дело было в стереотипах, но не такой уверенности и осведомленности он ждал от камеристки, обычной служанки, которых в книгах и историях изображают куда более скромно. Не сразу, впрочем, но он смог перебороть замешательство и улыбнулся. Доверяю внутреннему чутью, да? Даже с незнакомыми долийцами...
— Вы льстите мне этим доверием, но, смею сказать, правы в нём, — мягко согласился Маханон, и несколько светлых поленьев, повинуясь его жесту, снялись с общей кучи и проплыли по воздуху к жаровне, сложившись туда решеткой, явно повинуясь воле, имеющей представление об эффективном разжигании костров.
— Мне, во всяком случае, хотелось,  чтобы это было так, — ещё один жест, уже другой, более резким движением ладони, и язык огня вспыхивает в жаровне, разом охватывая все поленья и ненадолго опадая, когда сотворенное пламя даёт начало настоящему, питающемуся не Тенью, а самими дровами, медленно начинающими чернеть.
— Доверие в это непростое время — редкий ресурс, особенно для магов. Ведь не всегда именно желание дурного кому-то становится причиной бед от магии. Даже наоборот, чаще нет, — эльф невесело усмехнулся, продолжая те же манипуляции со следующей жаровней. — Но я могу заверить вас, что, как агент Инквизиции, нахожусь в полном контроле за своими способностями. И рад, что вам не присущи перед ними лишние страхи, — расправившись с пятым узлом, то есть с пятой жаровней, Лавеллан приглашающим жестом указал на беседку. Вращение воздуха над жаровнями уже начинало создавать вокруг нее шлейф, ограждающий от внешней прохлады.