В глазах, по небесно-голубому пересыпанных заметными только на свету искорками золота, стояли слёзы — от дыма ли, от страха, но сквозь них Каронел не сразу различил, кто перед ним. Горло перехватывало, душило — сильнее, чем держали чужие руки, из которых эльф, всхлипнув, рванулся упрямо и отчаянно, силясь вернуться к своим попыткам выломать дверь. Его не пустили — но вместо злобы в душе росла обида и паника, словно ему и в самом деле было всего четырнадцать, и он ещё ничего не мог, не знал и не умел. Ничего, что помогло бы унять пламя, разломать хлипкие доски и спасти того, кто звал его на помощь — и потому получалось только бессильно биться, все глубже соскальзывая в отчаяние. Сердце колотилось в ушах, рёв пламени сжимал все внутренности в склизкий комок страха, и эльфа било мелкой дрожью — дрожью, с которой он не сумел справиться, даже когда узнал мешающего ему человека, его встрепанные рыжие волосы и обеспокоенные глаза, которые, кажется, вообще не способны быть злыми. Корвин! Что... почему он? Почему мастер Аше держит его, почему не пускает, когда Брык так надрывно кричит внутри, когда огонь уже ест его перья? Задохнувшись и закусив губу, Каронел, не слушая и не слыша в своей подступающей панике, снова попытался прянуть назад, освободиться, оттолкнуть, тяжело дыша и с горечью отворачиваясь, мучительно чувствуя себя преданным из-за того, что ему мешает тот, кому он доверяет с редкой искренностью. Почему... почему?!

Он посмотрел — желая крикнуть единственный этот вопрос, но нерешительно осекся, едва открыв рот. Действительно, почему? Что делает его учитель здесь, в проклятом Денериме, в городе, превратившемся в ловушку злобы, обращенной против эльфов? В лабиринт безмерно высоких стен и узких улочек, объятых пламенем и пронизанных гневными криками толпы? Эльф судорожно схватил ртом пропитанный гарью жаркий воздух, но мокрый взгляд его прояснился удивлением и непониманием, первым признаком пробуждающегося разума. Не может быть, не должно быть... Брык — внутри, в доме? В лачуге, где жили в тесноте, где даже в лавке трём посетителям уже было бы не развернуться — если бы у них когда-то бывало по три посетителя?.. Каронел оглянулся на дверь и дом, осознавая, что происходит какая-то чепуха — но почему-то не просыпаясь, не выпадая в пыльную реальность пещеры в холмах, где уставший грифон и его всадник нашли короткий приют. Чьё-то ещё влияние на Тень не позволяло высвободиться из разваливающихся под чей-то раздраженный вой декораций, потерявших свою власть над терзаемой душой. Осадок боли и страха ещё кисло копошился в вымотанном, уставшем от переживаний теле — разуме, душе, знающей свою форму. Каронел облизнул губы, взглянув на Корвина прямо и всё ещё не до конца понимая, что к чему:

— Корвин?.. — неверяще, сипло спросил эльф: если учитель — такое же порождение его видений, почему его присутствие не тает и не колеблется, бесконечной четкостью отличаясь от смешанной Тени вокруг, как если бы стоял перед ним во плоти? Неужели опять какая-то ловушка магии крови, и поспешное бегство из особняка в Ста Столпах тоже было видением? Но нет, нет, не похоже же — там Тень для него, спящего, формировала магия, а не воля её обитателей.

— Что... происходит?.. — спросил Страж одновременно с тем, как подумал, запинаясь на словах. Помятое ощущение в теле отдавалось слабостью — такой, с какой, бывает, просыпаешься от сна едва ли отдохнувшим. В ищущей надежде эльф смотрел в глаза наставнику, давя страх того, чем может обернуться это странное четкое присутствие — не превратится ли сейчас Корвин в демона Ужаса, сбрасывая личину, принятую для жестокой игры...

Отредактировано Caronel (2018-06-19 22:03:35)

С трудом, сухо сглатывая, Каронел пытался унять дрожь и выровнять дыхание, слушая Корвина с широко раскрытыми глазами. Он понимал, что спит — теперь понимал, оказавшись, как утопающий за руку, вытянут из течения терзающих переживаний, вытряхнут диссонирующим присутствием Корвина из их обволакивающей густоты. Он спит — в этот раз нормально спит, спрятавшись от утреннего холода степей под грифонье крыло. Спит, потому что может себе это позволить — сторожевые маяки мигом выдернут его из любого кошмара, стоит только чьему-то присутствию потревожить их. Эльф уцепился памятью за то, как устанавливал их, поднимая руку и прикасаясь к предплечью наставника ладонью. Треск пламени, крики где-то вдалеке, гнетущее чувство нависшей опасности — всё это разбивалось о холодный, ясный синий цвет униформы Стража, своим присутствием отгонявшего панику прочь. Просто сон. И Корвин делает совсем не то, что можно было бы ожидать от демона.

"Почти неделю?! Создатель милосердный..."

Полный боли грифоний крик вонзился в уши, пробрал до позвоночника, стирая важность всего иного и скручивая до стона отголосками мучений и собственного бессилия. В кровь содранные лапы, опаленные пятна вместо глаз, вонь сгорающих перьев и тлеющей шерсти под разъедающим плоть огнём, боль, боль, много боли... нет! Каронел резко вздрогнул, схватив ртом воздух — так просто отпускать жертву демоны не собирались. Ужас и отчаяние душили, раздирая на клочки, но эльф сконцентрировался и зажмурился, отвергая этот обман. Вспышка ледяного звона за спиной на время пригасила пламя, отдалила тлетворное влияние страха силой не желающей подчиняться ему воли.

— Молчаливые степи, — выдохнул Каронел торопливо, облизывая губы. — Перекресток тракта уже позади. Мы были в Ста Столпах, затем летели на юг, но из-за ветра... часов шесть, может семь прошло. Было утро, к ночи мы снова полетим и вернемся, я обещаю, — взволнованно проговорил эльф, чувствуя перед лицом наставника едкое нытьё стыда в подвздошье. Как только мог он попасться на такую глупую удочку, так легко угодить в сети мага крови? Сколько же лишних тревог и волнений причинила эта оступка, запятнавшая Стража в том, от чего теперь вряд ли легко получится отмыться.

И что надо было сделать, чтобы действительно отыскать его в необъятном пространстве Тени?!..

Сколько вопросов хотелось задать, столько ответов получить, столько всего рассказать, чтобы рассчитаться с этим поганым чувством, да хоть прощения попросить — глупо, бессмысленно покаяться, словно от этого проблем станет меньше; но яростный свист и шорох, переплетенный в отголосках рычания и недовольства, становился только сильнее с каждым мгновением, утекающим песчинками сквозь пальцы. Не время и не место было для разговоров. Пламя разъедало лёд, гнало чёрные хлопья гари, прожигало насквозь, еще раз доказывая, что сопротивляться бесполезно. Треск рушащихся перекрытий прошил всё тело судорожным рывком — не обернуться в кошмаре, добиравшегося ко всё более глубоким переживаниям, стоило больших усилий. Находиться в этом кошмаре дольше было невыносимо — так хотелось проснуться, вырваться отсюда, прекратить это всё, наваливающееся с десятикратной тяжестью против попыток бороться, против стремления осознать и возобладать над всевольностью извращенных порождений Тени. Хотелось упасть на колени и закрыть лицо руками, спрятаться от всего хоть на несколько секунд, но Каронел отмёл от себя соблазн слабости — нет, нельзя, невозможно. Но насколько же труднее бороться с противником не лицом к лицу, не вызывающе шагая в первых рядах — а внутри себя самого, где и мечом-то не размахнешься...

— Я скоро вернусь, я в порядке, — вместо всего заверил Каронел, страдальчески морща лоб и ловя взгляд наставника в мятущейся попытке донести хоть что-то из того, что казалось таким важным. Корвин же услышит его, правда? Настоящий Корвин, волновать которого всегда было так совестно?.. — Мне помогли сбежать, Брык со мной, я справлюсь!

Да, именно. Брык с ним, рядом — там, в здании, кричит какой-то другой грифон. Не его. А может, и не грифон вовсе...

Оставаться на месте в расплывчатом ожидании было сложно. Очнувшись от кошмара резко, словно пинком выброшенный из сна, Каронел под озадаченный взгляд грифона сполз с его спины и минут пять ещё просто сидел рядом, опустив гулко кружащуюся голову и дыша ртом — сердце никак не хотело успокаиваться. Буквально одной только силой воли он поднял себя на ноги и, стараясь не шататься, вышел наружу, под пыльное степное небо, затененное маревом бегущих в самой вышине полупрозрачных облаков. Брык, по-прежнему провожавший всадника внимательным взглядом, отвернулся и снова устроил голову на сложенных передних лапах, пряча под правой левую, хоть и залеченную магией, но всё ещё, похоже, беспокоившую зверя.

Тот будет жаловаться на пыль в Молчаливых Степях, кто ни разу не переживал особенно ветреные дни в Андерфелсе, но приятного всё равно было мало, и эльф, оглядывая окрестности с груды каменных глыб, привычно прикрывал лицо рукавом. Ветер свистел между камней разрушенной давней войной и временем крепости, трепал волосы, выбившиеся из растрёпаной косы. Погода не радовала, начало весны в степях было недружелюбным, особенно к тому, кто оказался в пустых этих землях без всякой должной подготовки. Но Каронел смотрел в ветрено бурлящее небо и старался загасить тревожную досаду — зачем мастер Аше сказал ему ждать? Разве они с Брыком не справились бы, разве бы они не смогли? Эльф перевел взгляд на северо-запад, туда, где за далёким горизонтом лежит Вейсхаупт — в добрых четырёх-пяти днях пути для конника или недели для торговца с обозом. Не гордость сейчас терзала его, совсем нет — просто быть принцессой в башне и ждать, ничего не предпринимая, пока наставник найдёт его в этом однообразном степном пейзаже, было как минимум совестно. Не только провинился, попавшись магу крови, так еще и... Каронел сжал губы и тряхнул головой, словно надеясь прогнать самоедские мысли — и, осторожно спустившись с огрызка стены, побрёл обратно в укрытие.

Ничего не попишешь, придётся ждать. Хотя бы до того момента, когда уляжется ветер, и отдохнувший Брык сможет подняться на крыло, чтобы найти себе еду. Как-то за себя и за свой свернувшийся тяжелым ноющим узлом голодный желудок Страж волновался меньше, чем за своего бессловесного напарника — он мог и готов был это терпеть, а вот грифона на такие жертвы никто не подписывал. Не заслужил он терзаться за то, что его всадник — дурак. Тяжело вздохнув, эльф опустился на пол, облокотившись спиной на грифонье плечо — но затем повернулся и обнял зверя за шею, зарываясь носом в мелкие перья. Брык несколько секунд косился на него, высоко подняв гордую голову — и, почти по-человечески вздохнув, переложил ее на другую сторону, прикрывая всадника мощным клювом.

Так, урывками, ему удалось проспать еще несколько часов — пока день не склонился к раннему вечеру, сумрачному из-за сгустившихся облаков. Бесцельно побродив по безжизненным руинам и даже заглянув в заваленный обрушившимся сводом спуск на нижний уровень форпоста, но не решившись пролезать в темноту меж камней, Страж вернулся во двор и устроился на камнях, наблюдая, как куда более успешный в своих поисках грифон рвёт на части убитую им антилопу, перемазывая в крови клюв и перья на груди. Антилопа была крупной, не чета андерфелским козам, и Брык, утолив первый голод, улёгся на землю рядом с распотрошенным останками, деловито чистя перья и явно намереваясь попозже довести дело до конца.

Вряд ли он стал бы возражать, попробуй Страж отрезать себе кусок мяса — но сырым его есть Каронел был не готов, а призывать огонь... Ему никогда не удавалось призывать огонь. Так что эльф был благодарен хотя бы тому, что вид и запах требухи и манящих насекомых внутренностей никак не усиливают свербящий под рёбрами голод. Хуже было другое — жажда. Они спускались напиться к реке во время полёта, но то было в конце ночи, и даже жевание найденной у камней безвредной чарун-травы помогало слабо, а колодец крепости давно пересох. Приходилось одёргивать себя от желания лишний раз облизать пересохшие на ветру губы.

На крик другого грифона, раздавшийся из-под облаков, зверь и его всадник отреагировали совершенно по-разному. Каронел, сидевший с растерянно запрокинутой головой и смотревший в небо уже с полчаса ничего толком не видящим взглядом, вскочил, озираясь — а грифон, издав в ответ предупредительный крик, зашипел и схватил за ногу остатки своей антилопы, прыжками уволакивая их в холодное нутро крепости. "Конкуренты" его явно не обрадовали, и отговорить пернатого не дурить не получилось — тот, разевая клюв, нашипел и на самого эльфа, дыбя крылья в явном намерении защищать свою добычу от любых посягательств. А крылья хлопали уже над самой землей — даже сквозь ветер было слышно, как Ренан приземляется, и под когтями её крошится изъеденный временем песчаник.

— Корвин! — Каронел очень старался выглядеть пободрее, выходя навстречу наставнику быстрым шагом, чуть ли не трусцой. Выглядел Аше неважно — немногим лучше самого запыленного, кое-как без расчёски пересобравшего волосы эльфа с чужим клинком за ремнём. От этого на душе стало еще поганей — и одновременно теплее от того, что Корвин всё-таки его нашёл. С трудом верилось в то, что кто-то может вот так — ради него сорваться в такой дальний полёт, рискованный пересечением чужой границы, но мастер Аше раз за разом заставлял поверить в невозможное. Кивнув Ренан, Каронел, остановившийся в нескольких шагах, перевёл взгляд на констебля — и замер, нерешительно надломив брови и даже не зная, что ему сказать. Говорил же, что всё в порядке, что справится, выдержит — не обманывал же...

Каронел совестливо вжал голову в плечи и тепло улыбнулся под треплющей макушку рукой Корвина. Еще пять минут назад — собранный, сосредоточенный, решительно настроенный Серый Страж, не только — как бы он не отнекивался, — за красивые глаза поставленный быть старшим, рядом с наставником он превратился ровно в того же двадцатилетнего мальчишку, каким был в самый первый год их знакомства. Наверное, это был хороший знак — то, что у него, в отличие от изможденного Констебля, были силы на такую реакцию. И это приводило Каронела в тихое правдное негодование: зачем только Корвину так себя истязать, что теперь не очень-то понятно, кто тут на самом деле терпящий бедствие в пустыне! Эльф хотя бы сумел поспать и с ног не падал, в отличие от далекого от бодрости Аше. Возраст его не щадил.

Подхватив поклажу Ренан из рук наставника, Каронел опустился на колени рядом с ним, отыскивая и выуживая из сумки увесистую флягу с водой. Набрав один большой глоток, эльф экономно погонял его во рту, меж тем протянув флягу Корвину, чтобы тот тоже мог промочить горло. Когда первая жажда отступила, Каронел наконец уселся поудобнее и заговорил, вздохнув:

— Я полагаю, со слов Миррис ты знаешь, что мы спустились помочь гонцу... то есть, тому кого приняли за гонца, — остроухий стыдливо потёр пальцем спинку носа. — Я принял. Он оказался магом, как я теперь понимаю, из Тевинтера. Магом крови. Он... — Каронел вздохнул и вместо уточнений раскрыл левую ладонь, где под прорехой в перчатке на коже запеклась кровь от глубокого пореза. — Сделал со мной что-то. Я плохо помню, что было потом, одни обрывки... Говорил что-то Миррис, чушь какую-то, наверное, — эльф сокрушенно покачал головой. — То, что он заставлял меня говорить... потом мы полетели — и после этого я пришел в себя уже во сне. В магическом сне. Я не знаю, сколько времени я там провёл, блуждая, но потом... потом там появился маг. Незнакомый мне, назвался Фейнриэлем. Он... мы поговорили, он узнал, что я Страж — и загорелся идеей меня вытащить. Ради грифона...

Каронел невольно отвлёкся, когда с любопытством приблизившийся к ним Брык ткнул его крепким, пахнущим сырыми внутренностями клювом под лопатку, напрашиваясь на почесывание нежной горловой перепонки под короткими, мягкими перьями. Прищуренные золотистые глаза его следили за Корвином — впрочем, без какой-либо тревоги: грифон хорошо знал и Корвина, и свою сестру — ну, номинально сестру; пару раз получив по ушам от проворной самки, Брык, вроде как, уяснил, что с Ренан лучше не связываться. Исполнительно принявшись начесывать грифоний подбородок, Каронел еще раз приложился к фляге, прежде чем продолжить.

— Он вытащил меня, разрушил руны, которые начертил магистр. Я узнал у него имя, Симериан. Фейнриэль, оказалось, гостил у него. Он помог мне добраться до клетки, где они держали Брыка. Видишь... — эльф с сочувствием показал на стальной "браслет" с обрывком цепи, по-прежнему украшавший грифонью лапу. Чтобы раскусить дужку замка, понадобятся кузнечные инструменты. — Как я понял, там, в парке, был зверинец. Должно быть, до магистра дошли слухи о грифонах... и он захотел себе одного. Вот и... почти получилось, — невесело подытожил остроухий Страж. 

Каронел вздохнул. Не даром Первый Страж держит ворота Вейсхаупта на замке от всех чужестранцев. Страшно представить даже, сколько таких желающих прикоснуться к легенде, подержать за хвост, вытащить перо и раздобыть коготь для редкого зелья окажется по всему Тедасу, когда о грифонах узнает больше людей... и когда эти "больше" поймут, что слухи очень даже истинны. Сколько ещё "Симерианов" будет облизываться на возможность получить собственного крылатого зверя?..

— Но ведь не получилось же, — тихо возразил учителю Каронел, сделав еще глоток из фляги, и улыбнулся. Он жив. Брык почти в порядке. Даже если они прошлись близко к огромному риску, в этот раз судьба миловала. Можно было сколько угодно есть себя поедом, и укоризна в уставшем голосе Корвина только подбавляла приправ в это увлекательное занятие, да только не исправишь сделанного, звеня кандалами вины, что тянут вниз каждый твой шаг.

Он и прежде чувствовал себя так, совершившим ужасную ошибку — когда удалось сбежать из Могилы Красной Невесты, оставив там половину своих товарищей. Спасая только себя, потому что на других не было не то что времени... мысли почти не возникло. Вина потом долго преследовала его, накидываясь из каждого тёмного уголка в Вейсхаупте, заглядывая через плечо обиженными глазами на пустых лицах тех, кто остался там. Через это со временем удалось перешагнуть, смириться — потому что, как ни печально за других и стыдно за себя, его жизнь там не закончилась. И продолжилась явно не затем, чтобы превратиться в бесконечное переосмысление ошибок прошлого, в бестолковый поиск причин и ответов, когда ответ был один — случайность. Роковая ошибка — прятаться от бури именно там, помогать в беде — не догадываясь, что это ловушка. Из всего случившегося сейчас Каронел считал нужным вынести, пожалуй, только один урок — трогать и близко подходить не обязательно, а вот постараться и приподнять павшую лошадь магией можно было бы и попробовать. Да, да, можно сотню раз повторить, что долг Серого стража — защищать мир от порождений тьмы, а не снимать кошечек с деревьев, но ведь стражи тоже люди. Или эльфы. С тех пор, как для него пали стены эльфинажа и горькие события перевернутой судьбы затуманились и затерлись настоящим, Каронел не слишком-то отличал себя от "хозяев жизни" — они все были в одной упряжке, что остроухие, что низкорослые, что... нормальные, как будто бы ничем не выдающиеся люди.

— Я не знаю, — только и смог ответить он на вопрос Корвина, качая головой. Вспоминая увиденного в Тени и в особняке мага со странным, по-эльфийски певучим именем. Каронел не особенно приглядывался к нему, куда больше озабоченный обстановкой — демоном, стражей, Брыком... Фейнриэль помогал, и этого было достаточно — в тот момент. — Но я надеюсь, что смогу когда-нибудь разыскать его и поблагодарить за сделанное. Он...

Эльф осекся, заметив, что расслабленно запрокинувший голову Констебль дышит как-то иначе — глубже, размереннее; озадаченно присмотрелся и улыбнулся: и правда, уснул. От этого стало немножечко легче — хотя бы не истязает больше себя ради него, дурака такого. Что же за ритуал такой выполнил Корвин? До этого Каронел считал, что маги не могут ходить в чужие сны — и теперь это почти что правило оказалось нарушено сразу два раза, причем в первый — без каких-либо заметных усилий...

Но здесь, в середине нигде, на руинах давно потерявшей название крепости, гадания о случившемся не помогали ничему и ни к чему не вели. Укрыв Корвина вытащенным из сумки плащом, Каронел пересел поодаль, чтобы спокойно поесть и не нарушить дрёму уставшего учителя ни своим чавканьем, ни заинтересованным курлыканьем грифона, с живым и порой чрезвычайно досаждающим любопытством относящегося ко всему, чем был занят его всадник. Вскоре вернулась Ренан — и эльф моментально, стоило Брыку вскинуть голову на мощные хлопки крыльев самки, приземляющейся на верхний этаж руин с добычей в когтях, схватил его за перья под клювом, запрещая вопить и подымать шум. Брык, прошедший на это не одну тренировку, послушался и только раззявил клюв, тихо зашипев. Ренан его ревностный взгляд величаво игнорировала, трапезничая и похрустывая убитой антилопой там, наверху. Успокаивающе гладя Брыка вокруг клюва и почесывая подставленную голову во всех нужных местах, Каронел пристроил голову на грифонье плечо, сам едва ли не задремывая от накатившей сытости. Еще бы песок не скрипел на зубах да не чесалось всё от него же, просочившегося под одежду, безбожно пропахшую и перепачканную в чём только не — и было бы совсем замечательно. Но приходилось радоваться хотя бы мелочам — без этого жизнь бы точно превратилась в бесконечную череду беспросветного нисхождения в пучины отчаяния. Грифон, мерно рокочущий своим урчанием в прижавшегося к его боку Стража, держал отчаяние на расстоянии крыла. Пусть только попробует кто-нибудь отобрать его у Стража — тот на куски порвет, и не посмотрит, что тевинтерский магистр или Создатель ведает кто ещё. Раздраженно фыркнул от одной только мысли о такой кощунственной наглости, Каронел гладил и перебирал кончиками пальцев перья на грифоньей шее — и уже почти мечтал о том, как будет возиться с чисткой от пыли каждого-каждого перышка и шерстинки, когда они вернутся в Вейсхаупт. Брык это заслужил — да Каронел и сам ощущал, как эта порой вгонявшая в досаду и отнимающая кучу времени обязанность после всего пережитого превращалась чуть ли не в манну небесную. Провести пару часов со своим грифоном, да что вообще может быть лучше этого?..

Ну, может, еще пара дел поспорить может... Но перед этой парой надо еще пережить всё, что ему выскажут за такое исчезновение. Каронел зарылся носом в перья, пряча лицо от снова подступившего стыда, и глубоко вздохнул. Один шаг за один раз. И прежде чем переживать возвращение, надо дождаться пробуждения Корвина — и выдержать еще сколько-то часов полёта и объяснений за свои действия...

Каронел на предупреждение учителя эти свои оказавшиеся в неиллюзорной опасности уши разве что действительно не поджал по-собачьи, сделав понимающее и вроде бы серьезное лицо, которое с его аккуратными бровями, изящным овалом лица и четкой линией губ выглядело скорее обиженным, чем сосредоточенным — слишком ярким даже в таком потёртом, припыленном и отягощенном усталостью виде. Ни дать не взять проштрафившийся щенок — сознаю свою вину, меру, степень, глубину... Он и правда сознавал — и к тому, что может ждать его в Вейсхаупте, был готов. До рези в желудке не хотел, но был. Заляпаться в магии крови было страшно, чувствовать эту оборванную пустоту на месте воспоминаний было страшно, и понимать, что чьё-то влияние покопалось в твоём сознании и Создатель ведает что изменило — еще липче, гаже и страшнее. Несмотря на то, что Корвин вступался за него чуть ли не с того самого первого дня, как взял к себе учиться, Каронел даже мыслью не надеялся на то, что Констебль прикроет его против подобного косяка и риска. Прятаться за плечо учителя было недопустимо, и Страж был мрачно настроен отвечать за то, что натворил. Пусть и по незнанию, пусть и мало кто сумел бы обойти такие лукавые тенета. Как бы больно не было, но он не хотел быть ходячей бомбой, на которой неведомые планы тевинтерского магистра проникнут в крепость — как знать, не подстроено ли это все "спасение" было? может, и правда стоило задуматься, почему Фейнриэль так легко сумел найти его и вытащить? Но от таких подозрений Каронел только потряс головой, пригибаясь к шее грифона перед тем, как отправить его на взлёт. Вцепился пальцами в перья, радуясь тому, что когда-то вместе с Вальей учился летать без седла, доверяя тому, что зверь его не уронит — и вздохнул. Пусть решают те, кто выше. Им виднее и знают они больше, так что наверняка не пропустят никакой беды — тем более когда он сам решительно намерен сотрудничать, наказывая себя за наивность и недалекость.

Часы полёта прошли сравнительно гладко — и Вейсхаупт показался впереди, несказанно, до екнувшего сердца обрадовав знакомым видом, уже в густых закатных сумерках. Когда они садились во внутреннем дворе возле вейров, была уже ночь — отчего внимания возвращению досталось не так много, как могло бы днём. Тем не менее, среди знающих и заинтересованных весть полетела молниеносно. Каронел ещё не закончил упрямо возиться с Брыком, откладывая всякое внимание к себе и своей одежде на потом, после того, как грифон будет освобожден от цепи, все потертости на его лапах обработаны, а перья вычищены до блеска щеткой, на которой подрагивали, сжимаясь, уставшие пальцы, — как в денник влетела Беррит, с разгону бросившись эльфу на шею, чуть не удушив кудрявой волной завитых локонов и смешно сморщив нос, как только ощутила, что пахнет от него вовсе не розами. Несмотря на то, что за прошедшие годы пылкое внимание успешно прошедшей Посвящение воспитанницы Круга уже не раз успело переключиться на других Стражей, Каронел оставался её... ну, он сам называл это "любимчиком", иронично усмехаясь и потрясая головой; конечно же, она просто обязана была убедиться, что с ним всё в порядке. Миррис со смесью вины и опаски на лице появилась чуть позже, какое-то время понаблюдав за ними от двери, прежде чем подойти. Вальи не было — как ему доложила все та же Беррит, осуждающе поджимая губы, улетела тренировать Кривохвоста. О чем она только думает, право слово, совсем о нём не беспокоится. Только сдержанно улыбнувшись такому комментарию, Каронел за разговорами, заверениями и объяснениями наконец довёл шкуру Брыка до устраивавшего обоих состояния и дал себе право оставить вейры. Отсутствие Вальи в крепости стало для него половиной камня с души — прямо сейчас встретиться с ней лицом к лицу эльф был, мягко говоря, не готов. И даже не в превратившихся в паклю волосах и серой от пыли одежде дело.

Как и обещал Корвину, после возвращения Каронел ждал новостей вместе с решением командования и был осторожен, лишь пару раз наведавшись в вейры к Брыку, всё остальное время проводя в своей комнате — даже не выходя тренироваться. Это мало кого удивило, всё-таки на его долю вроде как выпало неслабое испытание. О причинах своего поступка Каро не распространялся, по подсказке Корвина только качая головой и повторяя, что не помнит ничего от решения спуститься к "гонцу" и до момента, как его, едва в сознании, отыскал наставник, сориентировавшись по парящему неподалеку грифону. Несмотря на то, что большинство знавших его Стражей было крепко уверено в его невиновности, тень подозрения оставалась — особенно в глазах Миррис, которую даже нашлось кому обвинить во вранье. Можно было бы сказать, что она избегала его теперь — в том смысле, что она одна из немногих не заглядывала навестить эльфа в его "рекреационном" заключении. Книги помогали Каронелу не сидеть на иголках и хотя бы немного отвлекаться от надежды на то, что каждые следующие шаги в коридоре за дверью окажутся шагами Верховного Констебля. Ожидание кары и разбирательств грозило стать тяжелее собственно избранных ему мер пресечения, какими бы они не были. Каронел только уповал на то, что такой мерой не окажется разлучение с грифоном, что после такого ему не скажут, что Брыку нужен другой, более ответственный и продуманный Страж. Они еще так мало знали о полной природе связи, которую формируют звери и их всадники, но ясные свидетельства из дневника с самого начала говорили всем, что это разлучение не невозможно. После смерти предыдущего "владельца", во всяком случае. И не то чтобы для грифона было много разницы между смертью и переводом — изгнанием, — в любое другое расположение Ордена...

Отредактировано Caronel (2018-09-16 02:21:34)

Нельзя было точно сказать, что случилось раньше — захлопнулась ли в ладонях эльфа и упала на постель книга, на которую он до этого безразлично пялился и которую он отшвырнул, словно та обожгла ему руки, или же он сам очутился у двери в комнату, стремительнее грифона в броске слетев с места на знакомый стук. Распахнув дверь перед учителем, Каронел радостно улыбнулся — самому факту этой встречи, тому, что именно Корвин, никто иной, наконец добрался до него; но следом же старательно гасимая прежде тревога холодными колкими мурашками пробралась до загривка, притушив эту улыбку изнутри. Из-за почти неизменной грустной тени во взгляде Корвина трудно было сказать, пришел он с хорошими вестями или же всё-таки... не очень. Печаль, казалось, была с ним постоянно, просто менялась в оттенках от светлой и тёплой до непроглядно-бурой и горькой, как болотный туман. И как все прошло на этот раз?..

— Н... на особом счету? То есть... то есть как? Что это значит? — взволнованно поинтересовался Каронел, сердце которому неприятно кольнуло. "Особый счёт" хоть и не наказание, которого он страшился, но напрягло его в сказанном не это. Жестом предлагая Корвину сесть и поговорить, провожая, чтобы занять место рядом с ним, эльф задавался одним... даже не вопросом, скорее укором, недоумением: зачем, ну вот зачем Верховный Констебль так выгораживает его, делит с учеником его совершенно собственную вину? Формально ведь они не связаны ничем, кроме линии иерархии, и ученичество его, по факту, уже давно окончилось. И как бы уютно и спокойно не становилось Каронелу от этого участия, от ощущения этого покровительства и небезразличия, из-за понимания, что он всё равно не останется один, что ему есть, к кому обратиться за советом, на кого обернуться, идя вперёд, что кто-то прикрывает его тыл и готов протянуть руку с выручающей и надежной высоты своего положения, но... Вот как раз из-за того, что делалось так уютно и спокойно, безопасно, эльфу было так против шерсти становиться для Корвина источником проблем. Ладно бы в мелочи какой, от которой Верховному Констеблю всё равно как от пылинки отмахнуться, никто и не заметит, но с магией крови?.. Корвин, ну зачем, ты же сам ругал и стыдил меня за безрассудство, за недооцененные последствия, зачем тебе моя ошибка? Почему ты даже с этим не позволишь мне самому нести ответственность за свои проступки?..

Каронел знал, почему. Знал тайно, будто боясь сглазить, спугнуть, не позволяя себе слишком нагло надеяться. Не позволяя себе никогда, в какой бы ситуации ни оказался, использовать аргумент о том, что человек, который заменил ему отца здесь, в Вейсхаупте — сам Верховный Констебль. И без того не все простые Стражи здраво воспринимали факт его личного ученичества у правой руки Первого, что вдогонку к более чем приятной внешности только сильнее выделяло Каронела в разряд какой-то полу-элиты, добавляя косых взглядов от тех, кто почему-то считал его необычность вызовом и оскорблением. Эльф далеко не сразу перестал обращать на это внимание. И это тоже был один из уроков, косвенно преподанных ему Аше вместе с умением владеть клинком и боевой магией. Пусть Каронел и не стал рыцарем-чародеем в полном смысле этого почетного звания, пусть его закалка не проходила экзаменационных проверок в Круге, но он был воспитан человеком именно такого духа — даже если шёл своим путём. И наставник неизменно наблюдал из окон высокого своего кабинета за тем, как он идёт, какие шаги предпринимает. Бдил, не спуская глаз, а если уж случалось — каким-то образом все равно узнавал всё.

Это участие одновременно и пугало до легкой дрожи, и было чем-то, что заставляло уже однажды всё потерявшего эльфа чувствовать себя совершенно счастливым. Каждый раз удивляясь — как так, всё ещё не конец? Корвин всё ещё здесь, с ним? Появляется в самый нужный момент, даже в Тень, в кошмарный сон умудряется влезть, чтобы вытащить из беды. Пускай у Стражей сотни сложностей с тем, чтобы завести собственных детей, которых и видеть-то будешь редко, но разве же мешает это родительской любви? И со всем тем, как долго и что Корвин сделал для него, Каронел не без стыда мог сказать, что благодарен ему больше, чем отцу своему настоящему, с которым запомнил только трудности, ссоры и стычки в самой ранней юности, когда тот пытался вбить сыну в красивую голову немного толка. Даже если боль от насильственной разлуки, от принятого пусть и не по своей воле решения уйти никогда уже не угаснет... присутствие Корвина в его жизни, его планомерная, настойчивая забота, гасила её до едва различимых голосков на фоне — даже глуше шепчущей Тени. И Каронел, каждый раз заново веря, заново убеждаясь и удивляясь, за наставника отчаянно цеплялся и переживал, поначалу долго недоумевав и ершившись, теперь и вовсе не желая никуда отпускать — и в особенности под осуждающий надзор тех, кто — ну нет же, нет! — считает, что спустя столько лет Корвин всё-таки ещё несёт прямую ответственность за него, балбеса такого, получившего хороший урок...

В повисшем следом за скрежетом подвинутого стула молчании Каронел терпеливо ждал, пока наставник не то отдышится от впечатлений, не то додумает, что сказать — только скосил взгляд на книгу, которую, по-хорошему, следовало бы всё-таки поднять и поставить, но с места не встал. Потом. Этой аккуратности, тщательности, прослеживающейся в том порядке и чистоте, что царила в комнате эльфа, Корвин же его и научил — выросшему в тесном эльфинаже, проведшему года в скитаниях и бегстве пареньку многое даже на ум не приходило, но "порядок на столе — порядок в голове", одно из важных правил дисциплины и самоконтроля, не так ли? Впрочем, Аше же научил его и другому — правильно расставлять приоритеты. Книга может и подождать, а сдержанно-аккуратный во всех смыслах и отношениях остроухий, наученный вести себя достойно и деликатно, без мгновения сомнений влезет по локоть в любую грязь и кровь, ведь порядок должен поддерживать жизнь, а не определять и ограничивать ей, он оружие, а не забор, лишь одно из проявлений дисциплины. И Каронел ждал, загнав свою тревогу в пределы взгляда, в котором на свету зажженного на стене факела, под которым эльф читал, отчётливее, чем обычно, были заметны искры золота, разбросанные по небесно-голубому цвету радужек. Он задал вопрос, и знал, что повторять не нужно — Аше услышал и рано или поздно ответит на него. И ответ этот эльф получил.

Тревожность во взгляде его перетекла в озадаченность. Происходит... что? На его уровне взаимодействия всё было в порядке — таком порядке, какой допустим в Ордене Серых Стражей и его опасном деле. Молодые грифоны растут, получают в достатке мяса и внимания отобранных для ухода за ними самых толковых из рекрутов, патрули и вылеты регулярны, идут по расписанию... не все возвращаются, конечно, он сам едва вернулся, некрасиво и неумно вляпавшись в своё презревшее основной закон нейтральности Серых Стражей неравнодушие, в свою неспособность пролететь мимо и сделать вид, что гибнущий в красных песках человек — не его проблема. Действительно ведь не его. Как Серого Стража. Но Каронел был не только Серым Стражем. Не только тем, чьи часы уже взяли обратный счёт с миновавшим одиннадцатым годом на службе. Не только тем, над кем нависла секира гильотины на медленно перегорающей верёвке, и в любой следующий день, месяц, год может рухнуть и перерубить всё, что у него есть. От распрей между сторонниками и противниками сдержанности Первого Стража, сконцентрированного на делах Андерфелса и Вейсхаупта, эльф держался в стороне, лишь пожимая плечами — но в глубине души считая, что Первый всё-таки прав, и Ордену сейчас не до раздробленности и распыления сил. Когда грифоны полноценно встанут на крыло, и их количество преумножится до степени, способной покрыть риски потерь в дальних перелётах и столкновении с тем, что мир наконец узнает правду о новом расцвете — вот тогда и можно будет говорить о поддержке и единстве. Когда все крепости Стражей снова будут сообщены между собой полётами... Каждая самка способна дать жить полудюжине, а то и больше птенцов — не пройдёт и десятка лет, как количество грифонов увеличится уже не десяти, а стократно. И в каждой крепости будут свои вейры, и выбравшихся на поверхность порождений в момент будет загонять обратно под землю крылатая смерть с небес, в каком бы углу Тедаса это не случилось. До этого чудесного будущего будет обидно не дожить... И совсем не хотелось верить, что Стражи с приведением этого плана в исполнение не справятся. Не хотелось признавать, что шумный уход Кусланда был не просто придурью конкретного командующего, одного человека, но знаком чего-то более серьезного, что было способно даже этот призрак, может, уже и не его, Каронела, светлого будущего отнять. Знаком того, чего так боялась и о чём не раз говорила ему Валья. Каронел упрямо твердил, что всё сложится, что Стражи не дураки, а трудности всегда были преодолимы...

Эльф послушно и понятливо кивнул, слушая наставника, повторявшего ему, как трёхлетке — подчеркивая и подчёркивая то главное, что хотел донести, чтобы уж точно, наверняка, обязательно дошло. Это могло бы раздражать до тихого бунта — "пап, да понял я, понял!" — но для Каронела было больше знаком другого: тревоги, снедавшей Корвина настолько, что он снова поддался впечатлениям далёкого прошлого, когда своеволие и самоуверенность Каронела, едва перешагнувшего порог двадцатилетия, и впрямь порой становились камнем преткновения, в который его приходилось тыкать и тыкать носом с терпением и настойчивостью, неведомо откуда бравшимся у Аше в каких-то нечеловеческих количествах, пока не до подопечного не доходила суть тем или иным путём, через уши или красочный синяк под глазом от неудачно пойманной отдачи заклинания. Сейчас Каронелу было совестно перед этими воспоминаниями, особенно о своей последовавшей обиде оскорблённой невинности и нежеланию выходить из комнаты таким "красавчиком". Он изменился с тех пор, он многое понял с тех пор, и особенно понял то, что Корвин так или иначе, но оказывается прав — гораздо чаще, чем сам Каронел. Научился слушать, а не только слышать, и даже если допускал осечки, то теперь уже не брыкался и не дулся, а готов был платить по счетам и принимать на себя ответственность за совершенное. Исправлять сделанное. Но что-то было во всём этом деле с кражей и пленом, с чем, считал Аше, ученику справиться не по силам. Всё ещё. Каронел тихо вздохнул — что ж, если слушаться Аше — это всё, что он может сделать, вся цена, которую он должен заплатить, то он будет слушаться. Каждого слова. Лишь бы не пропали зря все старания наставника ради прикрытия его проштрафившейся задницы.

В откровенно смешанных чувствах смущения и смятения эльф втянул голову в плечи, неловко улыбнувшись сказанному наставником — ему так хотелось ответить, что сделал бы то же самое, чем-то показать и доказать свою благодарность, взаимность этого отношения, но Каронел знал, какой силы затрещину получит одним только упрекающим взглядом Аше, если попробует вякнуть что-то в ключе "отдать жизнь". Жизнь, которую считающий последние годы своей службы Констебль так хотел сохранить, и которую ну никак не примет взамен своей. Никогда. Придумай что-нибудь поумнее, башка твоя карамельная, я что, зря тебя учил все эти годы? Вот и покажи, что не зря. И не корчи из себя нежную принцессу, ты всё равно меня переживёшь. Привыкай к этой мысли и не делай вид, что эта ответственность тебе не по плечу.

— Я обещаю, — отчётливо кивнул эльф, серьёзно взглянув на наставника. Сглотнул, и не нашёл ничего лучше, кроме как потянуться вперёд и обнять, хоть такой мелочью, но отвечая на заботу человека, вложившего в него столько, сколько Каронел и не представлял, что заслуживает. Но вопрос, почему Аше когда-то решил, что это именно он и именно так должно сделать, был бы, наверное, самым глупым из вопросов. Корвин решил. А ему, как подчиненному, как воспитаннику, как... наследнику даже — как тому, кому достаётся вся его воля и желания, — остаётся только уважать это решение.

— Ничего не помнить и не отсвечивать. Так и сделаю. Если в этот раз я не могу помочь тебе, буду прикладывать усилия к тому, чтобы не мешать, — Каронел улыбнулся, взглянув в глаза наставника, несущие в себе тревогу и страх, причин которых он не знал, и с которыми ничего не мог сделать. Только, может быть, заверить, что не всё в этой жизни так безнадёжно, беспросветно и обречено, как оно порой выглядит. У историй бывают и хорошие концы.

***Месяц, потянувшийся за этим днём, Каронел прилежно исполнял данное обещание. Каким-то образом — ну, то есть понятно, каким, — его сняли с графика дежурств за пределами Вейсхаупта, и в свете случившегося это мало кого удивляло: испытательный срок, почему нет?, и Брык, раздраженный долгим отсутствием разминок, приноровился сматываться в пески самостоятельно, возвращаясь, словно назло, грязным с макушки до хвоста, вынуждая всадника по нескольку часов вычесывать пыль, вымывать и намасливать перья, возвращая им глянцевый и роскошный блеск. Эльф проводил часы на тренировочном плацу, отдувался на работе в вейре — под началом смотрителя и Констебля над ним, — и, в общем-то, скучать ему было некогда, хоть и поводов для волнения хватало. Глупая гибель командора Гортхауэра, героя, павшего не от лап огра и не в благородном последнем путешествии на тропы, но прозаично свернувшего себе шею на неровных ступеньках, многими была воспринята неоднозначно, особенно его приспешниками. Ну а, впрочем, кто другой бы стал оправдывать и настойчиво шептать, что гибель Эмерика — вовсе не случайна? Каронел едва не вспылил, когда кто-то проронил, что слышал от ушедший в патруль подальше от причиняющего боль Вейсхаупта помощницы — и любовницы, что не было секретом, — Эмерика, будто к смерти этой приложил руку Констебль. Симпатии к позициям возмущавшихся подобный поклёп не добавлял ни разу, и Каронел уже не то что по надобности, но по собственному желанию практически перестал появляться в общих залах, проводя время с грифоном, Вальей и заглядывавшими к нему друзьями. Корвина было практически не достать, не отвлечь на разговор — да эльф и не подумал бы задавать ему вопросы на этот счёт, ни на грамм услышанному не веря.

В иные вечера, злясь и разрываясь между желанием понять и нежеланием слышать едкое враньё любителей распускать душные слушки по всем поводам, Каронел совершенно не находил себе места — и уходил тренироваться, до изнеможения загоняя себя, лишь бы только приползти в комнату, упасть и уснуть, а не вертеться с боку на бок, думая и передумывая всё, что так или иначе поймал ушами за проходящие дни. Корвин был прав, что-то действительно шло не так, и всё отчетливей. Или это потому, что он стал обращать на это больше внимания? Но Каронел обещал не высовываться, не влезать — и планомерно воздерживался от этого. Корвин скажет ему, что делать. В этой ситуации эльф просто не имел никакого права считать, что он умнее и что-то знает лучше наставника, держащего руку на пульсе крепости и Ордена. Любое иное решение будет значить только, что он не доверяет способностям и решениям Аше. А он доверял. Всецело. И ждал, не в силах избавиться от ощущения всё туже натягивавшейся тетивы арбалета, от бьющего удара которой отделяло лишь одно нажатие на спусковой крючок...

И потому, тяжело проснувшись в темноте до рассвета от стука в дверь, Каронел титаническим усилием воли стащил себя с постели ногами вперёд — буквально сползая на пол на гудящих от рабочей усталости мышцах, — и, уже почти проснувшись от абсолютно нехорошего, едким страшком закопошившегося под рёбрами предчувствия — слишком темно за окном, слишком не вовремя для чего-то толкового, — сморгнул, и отодвинул щеколду, в мрачной и растрёпанной со сна готовности к какой-нибудь дряни в этой гулкой ночной тишине встретившись взглядом с оказавшимся за дверью Корвином — и только в этот момент оторопело проснувшись окончательно. Бл#ть.

— Корвин, — отступая на шаг с дороги, хрипло выдавил эльф, переступая по полу босыми ногами, но "...что случилось?" не спросил. Не столько помня уговор не задавать вопросов, сколько боясь услышать ответ.

"Маленький и глупый" эльф кивнул чётко и коротко, сжав челюсти одновременно от напряжения и потому что вопросы так и рвались на язык; но молча — значит, молча, и ему только и остаётся, что в тишине под скрип пера по бумаге, шорох и звяканье снимаемой со стойки в углу тяжёлой полётной униформы, гонять эти вспыхнувшие разом на все лады вопросы в своей голове. Долгий перелёт. Куда? Как надолго? Что Корвин задумал для него, что ему нужно будет сделать? Каронел пожевывает губы, мрачно глядя скорее в собственную голову, чем на все ремешки, пряжки и заклёпки тех одежд и брони, которую он деталь за деталью натягивает поверх свежей рубашки. Так хорошо знает всё это, что мог бы и вовсе вслепую это делать — да, в целом, так и приходится: свет зажжён только над столом, где что-то пишет Аше, и до стен комнаты практически не дотягивается, оставляя густые чёрные тени во всех складках.

Давя подступившую к сердцу тревогу, Каронел переплетал волосы, нет-нет да оглядываясь через плечо... Вынимая из губ следующую шпильку, вгоняя её над ухом так рассеяно-торопливо, что едва ли не царапает кожу, досадливо цыкая сквозь сжатые губы. Против ветра на грифоньих скоростях по-настоящему только шлем поможет, но зачем таскать на голове ведро, когда в седельных сумках лежит специальная кожаная "шапка", оставляющая открытой только глаза и прячущая нежные — не чета мощным грифоньим клювам, — носы и губы всадников от жёстких и сухих ветров в вышине, в полёте терзающих кожу сильнее любой наземной песчаной бури. Предчувствие полёта теплится чем-то долгожданно-нежным под рёбрами — он давно уже не подымался никуда вместе с Брыком, и был охотно готов к этому даже в сумрачный предрассветный час, когда тяжесть в каждой мышце просит ещё сна, а вовсе не экстренных сборов. Ничего, полёт — это вам не бешеная скачка; после грифонов лошади в большинстве своём кажутся творениями пыточных дел мастера — но что сравнивать пугливое тряское животное, зависящее от крепости руки всадника, и могущественного и своевольного зверя, который в небе хозяин и сам себе на уме. Скажи, куда, да и лети себе, любуйся видами и облаками, не мешай только.

Основательно затянув и закрепив со всем подобающим тщанием уложенную вокруг головы косу, Каронел вздохнул и спрятал руки в перчатки, расправляя их по пальцам, сжимая и разжимая кулаки. Последний жест — закрепить серебряного грифона на наплечнике, до крепкого щелчка в пазах. Когда-то с этим по пять минут возился, выворачивая голову, теперь и трёх мгновений не занимает. Всё ещё покусывая губы, эльф с волнением посматривает на Корвина, перебирая в памяти всё сказанное о том, как Аше беспокоится за своего ученика и как хочет уберечь от происходящего. Без ответов это кажется почти нечестным — куда-то услать его одного, и как бы эгоистично не был Каронел благодарен этой заботе, но мысль "а как остальные?" его головы не миновала. Что ты приготовил  для остающихся, Корвин? Лишь бы по делу, а не просто так... "Просто так" будет, мягко говоря, неправильно...

И всё же он подошёл ближе и остановился в двух шагах за плечом Корвина, забирая руки за спину и со сосредоточенно-мрачным лицом оповещая:

— Я готов.

Был ли в самом деле? Нет. Никогда. Чисто формально. Но здесь и сейчас не остаётся места для сравнений, сомнений. Время думать завершалось — его сменяло время действовать.

От этой торопливой вспышки объятий, на которую Каронел ответил, не задумываясь, крепко прижав девушку к себе, в груди остро и тревожно кольнуло, холодком страха и понимания дыхнув на лопатки. Он улетит и уже не вернётся, окажется вдали от рокочущего, беспокойно ворочающегося под Вейсхауптом вулкана, в который он не хотел верить, тремор камней под ногами от которого не хотел слышать, от которого он до последнего стремился оставаться в стороне. Доверять тем, кто старше, кто выше, кто умнее — они лучше знают, как правильно, как должно быть. Каронел никогда не хотел себе их большой доли и был совершенно доволен тем, что имел — компанией, грифоном, учением, чувством, что с теми сшитыми кожаной лентой стопками листов, где он подробно описал всё то, что вложил ему в голову эльфийский дух, а Корвин помог вытащить, встряхнуть и отшлифовать, — он сделал что-то по-своему важное и значимое. Этого было достаточно. Его не тянуло в герои, в вершители, и оттого сейчас, на краю, на острие событий, в шаге от последнего отчаянного прыжка через всё стремительнее ширящийся разлом, от выбора стороны, сделанного даже не им самим, вложенного ему в руки, — у эльфа кружилась голова.

Ему словно прицепили на спину крылья и толкнули что есть силы — лети! Лети, не спрашивай, не думай, просто делай, как я скажу. Я подумаю, я сделаю, я выступлю — вместо тебя. Ты только крыльями маши побыстрее. Но звон серой стали внутри оглушает только в первые мгновения. Как бы легко не относился к жизни Каронел, предпочитая находиться с красивой её стороны, не тратя того недолгого срока лет, что песком ускользал сквозь пальцы, однако дураком он не был — особенно тогда, когда его выпускали из манежа заботы, особенно там, где он не был объектом и приложением. Корвин был прав, ему давно следовало дать ученику место самому расправить крылья, которые он ему вырастил. Почувствовать их вес, их возможности и пределы. Набить на этот высокий лоб ещё парочку шишек. Узнать десяток секретов, которые не его ума дело как будто, пусть лучше спит спокойнее... глядишь, и не было бы сейчас этого сумбура — или того, что сам Каронел ощущал как невероятный сумбур. Среди ночи, до рассвета срываться, лететь, так ничего и не зная толком — выполняя то, что ему сказали. Ничего не объясняя — и Каронел, нехотя отпуская Валью, — "Ты справишься? Ты же справишься здесь, без меня? Ты справишься. Ты всегда справлялась — и сама решала за себя. Уйти ли на месяцы в пустыни, сорваться ли в тайный перелёт в Ферелден — тебе уже давно не нужна была моя поддержка. Ты уже не та девочка, что просила меня вернуться в место моих кошмаров, даже не говоря, зачем это надо. Ты лучше знаешь, и ты не одна. У тебя есть твоя любовь — и глупо было переубеждать тебя тогда, что тебе нужна какая-то другая..." — только взмученно посмотрел на Корвина. То есть как это грифонов не спасти? Что? Почему? Из-за раскола? Почему будущее Ордена в Ферелдене, а не здесь, в сердце, в истоках? В чём не прав Первый Страж? Это связано с той нелепостью, в которую я влип, с этой магией крови? Нет? Да? Каронел смотрел в глаза наставника так, будто надеялся выглядеть там ответы, но не спрашивал — сказанные Корвином слова запечатывали возражения в горле. Почему это всё звучит так, будто он... прощается? Будто вовсе ставит на Вейсхаупте и всём, что случится здесь дальше — в этой тихо спящей сейчас крепости, — жирный крест. Здесь — безнадёжность, там — спасение... или что-то похожее на него.

В чём ты ошибался, Корвин? Чего ты не можешь исправить? Что за хтонический ужас, от которого ты так хочешь оттолкнуть меня подальше? Как всегда, встать между мной и проблемами. Закрыв глаза и склонив голову, Каронел, до скрипа сжимая пальцы в усиленных лётных перчатках, кивнул. Он сможет. Он справится. И без ответов — тоже. Потому что верит в Корвина больше, чем в себя, и если тот считает, что прав, что нужно именно так — не спрашивая, лететь, сумбурно и судорожно взмахивая крыльями, пока не приноровишься и не поймёшь, что держишься очень даже неплохо, — то он полетит. Если такова его роль во всём этом, он не будет рваться ни к чему большему. Так, кажется, было всегда — бежать наобум, ничего не понимая, чудом спасаясь от ударов судьбы, по-видимому, было его стилем жизни. Из Денерима, от родителей, из пещеры, теперь вот — из одного командования в другое... Смешно, он возвращался на родину, но чувствовал всё как раз наоборот. Всё значимое в его жизни как-то так и происходило — пока он ничего не понимал, ни-че-го-шень-ки, ни куда ведёт его сам Верховный Констебль, ни чего хочет от него этот перманентно вжаленный в задницу грифон, который, оказывается, каким-то образом "у него" завёлся...

— Я справлюсь, — тихо заверил Каронел, размыкая объятия. — Даю слово.

Вот только от того, как говорил Корвин, веры в хороший итог не прибавлялось. Лети с ним, он сказал... Оглянувшись на Валью, Каронел только наморщил лоб, одновременно и зная, что она не полетит, не бросит своё дело, и до холодного пота встревоженный этим прогнозом Констебля. Но что он может ей сказать, чего она сама не понимает и не может — особенно сейчас, когда надо спешить? Взявшись за седло, Каронел вскинул себя на спину грифона, на полумахе застанный её словами, не слишком-то аккуратно плюхнулся, отчего Брык возмущённо фыркнул, запрокинув голову и вверх тормашками глянув на всадника, вообще не смущаясь перевёрнутой картинкой и с коротким щелчком клюва пронзительно моргнув золотистыми глазами. Эльф, впрочем, едва ли его заметил, переводя взгляд с подруги на наставника. Да демоны их всех побери, что такое он оставляет за спиной, что выглядит так, будто тут всё взлетит на воздух и рухнет в огненную бездну, как только сам Каронел окажется достаточно далеко?!..