[indent] Прошло уже больше недели, но легче не становилось. Когда он потерял руку, тоже было больно, только боль была другой. Сейчас же ощущение было сходно с тем, что ему вскрыли грудную клетку и вытащили сердце, а он почему-то все равно жив, хоть сердцем, еще живым и бьющимся, размахивают прямо перед носом. Забирай, Максвелл, засовывай обратно в развороченную грудь, и иди дальше, живи дальше, на этом жизнь не заканчивается. Ему казалось, что он не помнил жизни до Инквизиции. Как будто ее не было. Слишком многое произошло за эти шесть лет, слишком многое изменило, изломало, вывернуло суставы, размазало по неровной каменной кладке. А он все равно почему-то был жив. Кто-то мог сказать, что это было упрямство или целеустремленность. Только вот Максвелл никогда не был особо упрямым и особо целеустремленным, пусть и всегда доводил то, за что взялся, до конца. Он хотел мира и покоя, и вот, наконец-то, Тревельян, ты дождался его! Тебя использовали, ты выполнил все, что от тебя хотели, и выкинули на обочину. Радуйся, живи своей жизнью, ты, изломанный жизнью и получивший столько раз по хребту от молота судьбы, что больше не разогнуться, не встать в полный рост, беспомощный калека.
[indent] Давай, развлекайся.
[indent] От одного вида выпивки уже тошнило, ранние, даже слишком ранние, пока солнце еще даже не встало, прогулки по никогда не спящему Антива-сити не помогали, голова не желала становиться на место. Пожалуй, он смирился. Принял свое положение поломанной игрушки, которой наигрались и вот-вот поменяют на новую. Кто это будет Максвелл не знал, и, пожалуй, даже не хотел знать и размышлял о том, что можно было просто вернуться домой и пусть все катится к демонам в Бездну. Солас же говорил идти, доживать счастливую жизнь... почему бы не последовать его совету? Победи Старшего, встань грудью поперек планов эвануриса... и зачем? Зачем это все? Чтобы в конечном итоге тебя вот так вот, за спиной, некрасиво и некультурно, выкинули за борт корабля, что вот-вот потонет? Ну, что ж.
[indent] — А, Хано.
[indent] Эльфа он узнал по шагам. Легким и практически неслышным шагам эльфов, однако конкретно эти он хорошо знал. Максвелл поправил шейный платок и только после этого увидел Маханона в зеркале, медленно застегнул все пуговицы на жилете и только после этого повернулся. Вернулся, значит. Вид у Тревельяна был такой себе, мягко говоря — лицо припухло, глаза красные, и в целом осунулся и как будто скинул еще пяток килограммов на нервах. Зато, как и всегда, безупречно одет. Некоторые аристократические привычки, которые сильно выручили при орлесианском дворе, было не выбить ни бессмысленными и безудержными попойками, ни оторванной рукой. Черные штаны, мягкие, вычищенные до блеска сапоги, черная рубашка и белый жилет с голубым шейным платком — единственным цветным пятном, который сразу же бросался в глаза. И, конечно, белые перчатки, одна из которых скрывала протез, под перчаткой и для незнающего человека неотличимый от нормальной руки, пока не приходилось что-то им делать. Максвелл протянул здоровую руку, взял со стола пояс с перевязью, в которую была вдета рукоять духовного клинка, придержал его протезом и принялся застегивать.
[indent] — Я несколько погорячился в прошлый раз, — спокойно проговорил Максвелл.
[indent] Несколько погорячился — это швырнул бутылкой в стену, рядом с которой эльф стоял, и орал, как невменяемый, чтобы его все оставили в покое и что он устал, его все достали и вообще, вышли все вон. В принципе, ничего из этого не было ложью — покоя хотелось невыносимо, чтобы его никто не трогал — тоже, но все же это было не слишком... подобающее и свойственное ему поведение. От слова "совсем", например.
[indent] — Собираюсь пройтись. Ты со мной?
[indent] Солнце только вставало, и это был как раз тот самый час, когда улицы действительно становились тихими — гуляки уже расползлись по домам, а вместе с ними — воры и убийцы, нормальные люди, работающие днем, еще не проснулись. Так что этот час, когда солнце только-только показывалось из горизонта, был единственным, который можно было провести в блаженной тишине и без лишних глаз. Поместье Монтилье тоже спало, и это было хорошо — слуги, пытающиеся быть учтивыми, тоже нагоняли тоску.
[indent] Как спастись от всего этого душевного раздрая, Тревельян не знал. И даже не знал, хочет ли спасаться, будучи официальным еретиком и лжецом. Наверное, все же не хотел, но сомнения рвали душу, если таковая у Максвелла еще осталась.
[indent] Говорят, у тех, кто преступил законы Создателя, ее нет. Еще бы знать, какие конкретно законы он нарушил, пока бегал по всему Тедасу и пытался удержать его от падения, как и после Старшего — было бы вообще неплохо, хотя вряд ли что-то принципиально изменило. Но так, возможно, были бы какие-то силы на сопротивление. Проблема была в том, что Максвелл сбился сейчас с цели, и как гончая, потерявшая след, не знал, что делать, только глупо созерцал окрестности и... убивал сам себя, бесцельно бродя по пустым улицам.
[indent] Увлекательная жизнь Максвелла Тревельяна.

[indent] — Я вообще много чего понимаю, Маханон, — спокойно, практически бесцветным голосом, ответил Максвелл. Помолчал, но все же добавил: — И это не значит, что я могу с этим пониманием что-то сделать сразу.
[indent] Потому что в некоторых случаях, как сейчас, например, не знал, как раскачать самого себя. Тревельян вышел из покоев, бесшумно прикрыв за собой дверь, дождался Лавеллана во дворе и решив, что лошади будут лишними, повел рукой, приглашая на ту самую прогулку.
[indent] Он был внешне безупречен. Одет с иголочки, спокойное и даже расслабленное выражение лица, прямая спина, четкий, уверенный солдатский шаг, забранные за спину руки, где живая накрывает ладонью протез, создавая впечатление практически беззаботной позы. Только светлые глаза смотрели рассеянно, почти невидяще, потому что Максвелл старался ни о чем не думать, и взгляд у него становился очень глупым и пустым — как у рыбы, которую выбросило на берег. И вроде она бьется, хватает ртом воздух, да только толку-то с этих телодвижений...
[indent] Максу нравилась Антива. Нравилась вся страна, нравился город, пусть даже убийц и воров здесь было больше, чем блох на дворняге. Эти улочки, яркие цвета, запах моря, утренняя влажная прохлада, такое большое солнце, так сильно припекающее днем, тихий шепот накатывающих на песок волн. Это было лучше, чем голоса в голове, которые он все же слышал, это было лучше, чем полная неопределенность и лучше, когда сил не было даже на то, чтобы признать: тебя раздавили, Максвелл. Разорвали на клочки, и твоя магия созидания здесь не поможет. Ничего тебе, Максвелл, не поможет. Вдруг он остро пожалел о том, что не остался в Орлее. Тупо опустил голову, коснулся рукой скрытого под рубашкой ожерелья, моргнул и понял, что потерял из виду Маханона, в очередной раз задумавшись о том, что что-то ему не очень повезло в этой жизни.
[indent] Снова моргнув, возвращаясь из мыслей в реальность, Максвелл не сразу понял, что происходит. Он снова забрал руки за спину, сделал шаг в сторону эльфа, и только потом до него дошло, что он делает. Тревельян с легким интересом наблюдал за настырным черным и грязным, как и подобает котенку с помойки, клубком шерсти, пока тот не утянул свою добычу. Удивленно вскинув брови, он пошел за Лавелланом, который, в свою очередь, зачем-то поплелся за котенком, и остановился рядом с ним. В переулке воняло чем-то тухлым, похоже, что рыбой, было грязно и мерзко. Подумалось еще, что сейчас он опять запачкает сапоги...
[indent] А потом Максвелл увидел пса.
[indent] Когда-то белая морда была вся в свежей и запекшейся крови, только понятно было, что это не пес рвал — его рвали. Такое ощущение, что сразу несколько собак, и Максвелл, как целитель, тут же разглядел несколько колотых и рваных ран, которые явно не принадлежали чужим зубам. А еще он быстро понял, что это мабари. Дыхание Создателя, только мабари ему не хватало для полного счастья. Пес подгибал переднюю лапу, явно ее берег, один глаз заплыл гноем...
[indent] — Мабари, — констатировал Тревельян.
[indent] Хотелось уйти. Он побаивался собак, но этот, грязный, искромсанный, выглядел так жалко... Поколебавшись, Максвелл все-таки пошел вперед, расцепив пальцы на протезе и опустив руки вдоль тела. Пес начал рычать, как только мужчина подошел ближе, и Макс видно побледнел. Бросило в холод, он остановился, потом нахмурился и пошел вперед. Демоны, мертвецы, Старший, кунари, сумасшедшие эльфы... этого всего он не боялся. А пес все-таки вселял определенные опасения. Но как его бросить здесь? Он же умрет, как бы о нем не заботился этот дурацкий кот — как только Макс подошел ближе, он рассмотрел копошащиеся в ранах белые личинки. Это было плохо. Раны нужно было промыть и залечить... Пес рычал все громче, и у Тревельяна поперек горла встал ком.
[indent] — Хано, — дрогнувшим голосом позвал низложенный Инквизитор. Тихо кашлянул и выровнял голос, потому что ну что это такое вообще? — Его надо... вытащить отсюда. Сначала промыть раны, потом я вылечу. Удивлен вообще, как он выжил — ранам не один день и крови он потерял много.
[indent] Максвелл задумчиво почесал щеку, даже не задумываясь о том, видно, что он побледнел, или нет.
[indent] — Только я к нему сейчас не подойду. Я... — он замешкался, а потом неловко, как будто стесняясь признаваться, но все же выдал: — боюсь собак.
[indent] Еще чуть-чуть мабари порычит — он еще и икать начнет. И вообще придется прилагать все усилия, чтобы не убежать. У каждого свои слабости, что уж поделать...

Отредактировано Maxwell Trevelyan (2019-02-23 02:41:33)

[indent] — Хорошо, когда есть причина.
[indent] Даже если эта причина — маленькая, вонючая, черная и наглая, с усами и ободранным где-то тонким хвостиком. А у него самого были причины? Максвелл поджал губы и поежился. Да, были. Одна точно была. Причины у них с псом были какие-то очень уж разные, но... Макс же тоже жив. Или, по крайней мере, все еще дышит. Дышит, двигается, плохо ест и практически не спит, но все еще жив. Возможно, из-за той самой причины, которая не давала сдохнуть после потери руки? У пса раны не только снаружи ведь, но и внутри. Его так же предали и так же выбросили в грязь, оставив медленно умирать. Или он, как сам Максвелл, пытался сбежать, истекая кровью и все еще не теряя призрачной надежды на выживание. И вот, он лежит, в ранах копошатся личинки, лишая последних малых сил, медленно высасывая оставшиеся крохи жизни... сам Тревельян чувствовал себя, наверное, похоже.
[indent] Демоны.
[indent] Наверное, только эти мысли помогли Тревельяну сделать несколько шагов вперед, преодолевая ледяное оцепенение страха перед сильно раненой, но все еще очень опасной псиной, и смотря только на дергающуюся, приподнимающуюся верхнюю губу, откуда прекрасно были заметны крепкие зубы. Все, между прочим. Ни один зуб не сломан, а это значит, что он вполне способен откусить ему еще и вторую руку. Он медленно и аккуратно присел, еще медленней протянул руку вперед, подавив малодушное желание протянуть протез — его было бы жалко, но не так, как единственную руку.
[indent] — Он — меня, я — его, — пальцы видимо дрожали, голос хрипел от напряжения. — Или ее. Не важно. Забавно.
[indent] Забавного было мало, только страх, который приходилось гасить всей силой воли, что у него еще осталась, чтобы не взвизгнуть и не убежать от раненой псины куда подальше. Глаза мабари смотрели внимательно, а верхняя губа подтянулась, обнажая зубы, когда рука оказалась близко — практически на расстояние укуса. Максвелл крупно вздрогнул всем телом, когда услышал утробное рычание, отдернул руку, и пес снова принялся настороженно вглядываться в телодвижения сидящего перед ним человека. На то, чтобы унять взбесившееся сердцебиение, ушло с десяток долгих секунд, после чего Тревельян шумно сглотнул и снова медленно потянул ладонь к собаке.
[indent] Зубы клацнули у самых пальцев, вынуждая бывшего Инквизитора снова резко отнять ладонь к себе. Одновременно с рычанием собаки к Максу пришла и глухая злость. Он нахмурился, выпрямился, а в следующую секунду вокруг мабари вспыхнуло едва заметное желтоватое сияние, расползлось дымкой по подворотне.
[indent] — Ты надоел, — зло проговорил Тревельян. — Или надоела. А, в общем, не важно. Я хочу тебе помочь, а ты на меня огрызаешься, тупая ты псина!
[indent] Он наклонился, посмотрел на то, как шевелятся, с искренним недоумением и легким ужасом, глаза парализованной магией собаки, а потом, уже не чувствуя угрозы, с трудом поднял тяжелую тушу. Он понимал, что вымажет свой безупречный костюм, только вот не Максвеллу Тревельяну было впервые оказываться в крови и грязи по самые уши. Он поборол отвращение, когда почувствовал, как по щеке соскользнула одна из выпавших с раны личинок, но не смог сдержать дрожи, перехватил пса здоровой рукой и придержал, прижимая к себе, протезом. В следующую секунду с неистовым воплем на него кинулся котенок, вцепился в ногу, раздирая штаны и вонзая острые, пусть и маленькие, когти в кожу. Вестник Андрасте взвыл от боли, зашипел, с трудом не отшвырнув назойливое животное, понимая, что если он сейчас тряхнет ногой, то может и сломать хрупкий позвоночник котенка об стену.
[indent] — Создатель! За что мне это? — взвыл Макс, которому было тяжело держать собаку, так еще и кот цеплялся когтями и впился еще и зубами, защищая своего друга. — Маханон, убери его, или, клянусь Андрасте, я прибью этого защитника!
[indent] Он сцепил зубы и стоически терпел, пока его самозабвенно грызли. Можно было и на котенка, конечно, опустить паралич, но... нет, эльф вполне способен с этим защитником слабых и угнетенных справиться без магии. Личинка копошилась за воротом. Максвелл начинал ненавидеть весь мир.

[indent] Максвелл терпеливо ждал, пока кота с него снимут. Это было больно. Уж лучше пусть его ногами бьют, только не царапают коты, а уж тем более, котята. Потому что тех, кто бьет ногами, можно побить в ответ, а это маленькое грязное недоразумение что, ударишь? Да нет, конечно. Куда там... оно же маленькое. Несчастное. Худое. Но очень воинственное. Тяжело вздохнув, Макс двинулся прочь из переулка вместе со своей ношей.
[indent] — Не я клацал челюстями у протянутых лап, — пропыхтел бывший Инквизитор, потом фыркнул. — Жозефина меня простит.
[indent] Точно простит. Жози часто прикрывала свои красивые глаза ладошкой, чтобы не видеть очередной ерунды, которую творит Инквизитор, но делала это молча и только иногда в замешательстве комментировала. Сейчас, хотелось верить, комментариев дипломатично не будет. Максу хотелось в это верить, потому что... Дыхание Создателя, он не всегда притаскивает в дом полумертвую и начавшую гнить заживо псину, ну!
[indent] Но шел лорд Тревельян с упорством, достойным барана, который весело скакал по горам, подпрыгивая всеми четырьмя нелепыми копытцами вверх и умудряясь не поскальзываться. Они не так далеко отошли от поместья Монтилье, чтобы сейчас стучаться во все двери в, хм, таком виде и с такими гостями. А еще Максвелл не взял с собой денег, так что лучше было дойти обратно — да и, в самом деле, никто их не осудит. Они вон, благородным делом решили заняться в кои-то веки, а не ерундой страдать. Так что Вестник Андрасте нес свою парализованную ношу, упрямо смотрел вперед и двигался чисто механически. Личинка продолжала шевелиться за шиворотом, но Тревельян только сжимал зубы и пытался не думать, как он будет выглядеть. Отвратительно. И невероятно хотелось вымыть руки, и все равно, что они были спрятаны под перчатками, а одна рука вообще была протезом. Наплевать.
[indent] Поместье Монтилье все еще спало, и Максвелл решил, что это не проблема. Он аккуратно положил свою тяжелую ношу под деревом, наконец-то вынул личинку, раздавил ее подошвой сапога, брезгливо передернул плечами, встряхнулся, как пес, а потом сходил за ведром с водой и вернулся к псу, усаживаясь рядом с ним. Секундой позже разглядел — не с ним, с ней. Снял перчатку с протеза, решил, что наплевать уже, и смочил ее в воде и принялся вытирать морду от крови. Перчатка мгновенно стала красной, но Максвелл методично, упрямо и спокойно промывал раны, поглядывая в глаза собаки. Там было все — от недоверия и подозрения до величайшего удивления. Макс спустился на шею, потом на грудь и лапы.
[indent] — Я сейчас сниму заклинание, — предупредил он собаку. — Если ты меня укусишь, Создателем клянусь, я тебя прибью.
[indent] Но то, чтобы снять паралич, понадобилось хороших минуты две. И не потому что Максвелл забыл, как это делать, а потому что он все еще не мог справиться с собственным страхом. Когда псина парализована, то можно было не бояться, но когда заклинание снято... челюсти были очень близко. Он снова побледнел, но все-таки едва заметно повел рукой — снова желтоватый дым. Собака зашевелилась, а Макс, наоборот, застыл.
[indent] Псина повернулась на бок, посмотрела на Тревельяна с подозрением, а потом медленно, как будто демонстративно, отвернула морду... и легла. Уняв дрожь, Максвелл шумно выдохнул, принялся тем, что было недавно перчаткой, вымывать гной и личинок из ран на боку, сосредоточенно смотря перед собой и пытаясь просто не думать о том, что его сейчас может цапнуть огромная скотина, у которой зубов — как у дракона. И то драконы в него такой ужас не вселяли, как мабари, которая лежала вот тут, под рукой. Всех личинок, которых он вымывал, Максвелл тут же давил коленом, не скрывая брезгливости.
[indent] — Нога болит, — пожаловался он эльфу. — Смотри, чтобы меня этот рыцарь не сожрал.

[indent] — Кусок мыла, — отозвался Максвелл, даже не поворачивая головы и только благодарно кивнув, когда понял, что Маханон шаманит над его ногой. Эльфийская магия... Недоступная людям. Наверное. Может, и доступная — как-то же появились рыцари-чародеи? Принцип был практически тот же, но все равно казался жалкой тенью древнего искусства ведения магического ближнего боя.
[indent] Ее было бы неплохо отмыть. Сейчас раны кровили и растекались на белой шерсти потеками, и выглядело это не очень хорошо. Пока Лавеллан ходил за тряпками, Макс методично, хоть и с бледным лицом и поджатыми губами, очищал раны, даже не жалея перчатку, которую после всех этих манипуляций можно было только взять и выкинуть. В бою Максвелл всегда был впереди, в передовых отрядах, а потом, после боя, залечивал чужие раны, всегда оставляя себя на случай, если вдруг останутся силы. Воин и целитель в одном флаконе, умеющий распространять вокруг себя еще и эмпирические эманации ужаса. Замечательный Инквизитор. Почти идеальный посланник невесты Создателя. И что? И вот — сидит, очищает раны чудом выжившей собаки, чтобы можно было их залечить и отпустить животину с миром, потому что внутренний целитель, который стремился помочь, никак не относился к раздавленному и выброшенному на обочину жизни Инквизитору.
[indent] — Мне надо, чтобы ты перевернулась, — уверенно сказал Тревельян собаке (ну, как, уверенно — голос снова дрогнул, потому что, демоны дери, огромная зубастая скотина!), не особо, правда, рассчитывая на результат. Но мабари медленно, как будто нехотя, поднялась на лапы и встала, обернулась на человека, как будто говоря: "я встала, делай, что делал". Кот выгнул спину и принялся ходить вокруг подруги, недовольно смотря на Максвелла, ползающего на коленях вокруг псины. Сам лорд Тревельян только вздохнул, а потом взял у пришедшего Маханона кусок тряпки и благодарно кивнул, смочил в воде и принялся промывать остальные раны. Этот бок был лучше.
[indent] Она, видимо, понимала, что если ее раздерут со всех сторон, шансов выжить будет меньше и подставляла только одну сторону и спину. Что ж... не зря, видимо, ходили легенды об уме этой породы. Макс промывал раны и думал, что кем же надо быть, чтобы кинуть животное умирать, предварительно еще и пустив его на убой? Что ж... он сам был таким и мог понять собачьи чувства и собачье недоверие. Он улыбнулся сам себе — вспомнилось, как его ровно так же "парализовали" ударом по голове, когда он очень бурно сопротивлялся помощи, притащили и насильно заставили отдохнуть, на время забыть о проблемах и войне, выспаться и отлежать бока. Сутки сделали чудеса и не оказались критичными. Зеркально повторил и даже не задумался. Смешно.
[indent] — Я почти закончил, — ответил он эльфу. — Сейчас только...
[indent] Осмотрев собаку со всех сторон, Максвелл кивнул сам себе, потом бросил перчатку на пол и прикрыл глаза. От ладони разошлось бледно-голубое сияние, и бывший Инквизитор повел ей от хвоста и задних лап по спине и бокам, медленно, тщательно залечивая каждую ранку, которые на глазах затягивались, превращались в белесые, хорошо заметные на розовой коже, шрамы. Их он убрать не мог, но, по крайней мере, закрывал то, что мог закрыть, и помогал так, как мог. Лапы, спина, бока, живот, грудь и плечи, шея, вся в страшных колотых ранах. Он подвинулся к голове, снова приложил максимум усилий, чтобы подавить дрожь, тихо выдохнул, повел к коротким ушам и, как будто прощаясь с жизнью, все-таки положил ладонь на собачью голову. Она не стала кусать, только послушно закрыла глаза и выдохнула так, что заходили ходуном ребра, прекрасно заметные под шкурой. Морда зарастала шрамами, разорванная кожа и внутренние повреждения приходили в норму. Когда сука открыла глаза, Максвелл с определенным довольством отметил, что янтарные глаза чистые, без следа гноя и повреждений.
[indent] — Закончил, — медленно убирая руку с собачьей головы, резюмировал Тревельян и посмотрел на Маханона. — Осталось ее вымыть и накормить, но это выше моих сил, кажется.
[indent] Он отодвинулся от мабари, которая снова легла и потянулась розовым носом к своему маленькому страшненькому охраннику и добытчику.
[indent] — Ей еще надо отлежаться и нормально есть... но так я сделал все, что мог.

[indent] Максвелл кивнул, поднялся на ноги и вздохнул.
[indent] — Помни о том, что голодавшему долгое время нельзя устраивать пир — это его погубит. А вот чистая вода ей не помешает, наверняка же пила из лужи, а там...
[indent] Тревельян обернулся, брезгливо передернул плечами — мало ли, что могло быть в тех лужах и была ли то вообще вода, посмотрел на собаку, потом покачал головой и действительно удалился. Хотелось смыть с себя это все и переодеться. Чистоплюем марчанский дворянин был всегда, а уж теперь, после тесного контакта с жуткой собакой и вымазавшись в грязи, ее крови и гное, так и вовсе хотелось залезть под водопад. Лучше снова столкнуться с толпой беснующихся венатори, чем один раз — с зубастым мабари. И даже лучше снова лезть прямо к разрыву Завесы, который выплевывает одного демона за другим, чем еще раз испытать присутствие собаки рядом. Особенно такой собаки, пусть и раненой, умирающей, тощей и несчастной. Мозгами Максвелл, конечно же, понимал, что это всего лишь собака, еще и лишенная всяких сил, но здесь не работал разум и нервную дрожь сдерживать не получалось.
[indent] Поднявшись в комнату, Макс первым делом избавился от испачканной одежды, потом тщательно обтерся тряпкой, смоченной водой, и только тогда, когда убедился, что на теле больше нет ни одного пятна грязи, крови или гноя, достал чистую одежду и долго одевался — после того, как он потерял руку, самостоятельно этот процесс всегда происходил долго, но он приловчился. А просить кого-то о помощи было неловко, пусть и были энтузиасты, которые все делали за него молча. С одной стороны хорошо, а с другой — дикое бессилие раздражало и в очередной раз напоминало о том, что он калека. Мало приятного. Очень мало приятного. И сейчас, с трудом завязав шнуровку штанов и застегнув пояс, надев сапоги, Макс едва ли не с ненавистью смотрел на рубаху и жилет. Снова застегивать пуговицы, Создатель! Снова. Но деваться было особо некуда. Вся его жизнь проходила под лозунгом: "некуда деваться". Надо в Круг, потому что ты вдруг оказался магом, и некуда было деваться. Нужно было спасать свою жизнь, когда вспыхнула война, потому что некуда было деваться. Нужно было принять на себя статус Инквизитора и вляпаться по самое "не могу" — потому что, дыхание Создателя, не было, куда деться... И вот теперь он действительно оказался нигде. И никем.
[indent] Как та собака.
[indent] Ее наверняка рано забрали от матери и у нее, может быть, была нормальная жизнь до того, как все скатилось в Бездну. Может быть, ее любили и холили, пока она была щенком, смешным и игривым, а как начала расти, ее могли выкинуть на улицу. Или потерять. Или просто отдать другим людям, которые использовали мабари "по назначению" — как боевых псов, хорошо зарекомендовавших себя, в вонючей грязной яме. Возможно, она даже не хотела драться, но ей нечего было делать — только всеми силами защищать свою жизнь. Или ты, или тебя. А когда лапы больше не держали, когда раны оказались слишком тяжелыми, чтобы продолжать бой, ее выкинули на ближайшую обочину и оставили умирать. Это было несчастное и преданное людьми создание, которое продолжало почему-то жить, возможно, в призрачной надежде, что кто-нибудь снова протянет руку, как Маханон, и почешет за ухом. Они все были живыми существами, и всем хотелось какого-то тепла, хотя бы каплю, чтобы идти дальше. Ее предали, ее растоптали, ее выкинули — но она выжила назло всем тем, кто бросил ее умирать медленной и жуткой смертью. В одиночестве, холоде, голоде и страхе, без сил и в попытках смириться с тем, что все — это конец, и с надеждой, что все же что-то может измениться.
[indent] Они определенно были в чем-то похожи.
[indent] Максвелл отвлекся от мыслей, когда за спиной, от двери, послышался голос Лавеллана, словил себя на том, что тупо смотрит невидящим взглядом в зеркало, стоя в штанах, сапогах и расстегнутой рубашке. Он тряхнул головой, скидывая наваждение, а потом подошел к двери.
[indent] — Что? Какой гос... — Тревельян открыл двери и натурально отпрыгнул назад. — Дыхание Создателя, Лавеллан!
[indent] Собака сидела на пороге. Вымытая, но все такая же тощая и уставшая. Она смотрела спокойно и с легким недоумением, словно уличила бывшего Инквизитора в слабоумии; наклонив голову, мабари посмотрела из-под лба, а Максвелл, пытающийся вернуть лицу нормальное выражение и сделать что-то с глазами, которые сейчас были размером с блюдце, глухо выдохнул.
[indent] — Это у тебя такой специфический эльфийский юмор? — фыркнул Макс, когда отошел от первого испуга.
[indent] Собака поднялась и, чуть шатаясь, неуверенно наступая на мощные, несмотря на худобу, лапы подошла к марчанину, села прямо перед ним и издала негромкое, но низкое "а-а-аф". Тревельян вздрогнул и снова сильно побледнел. Мабари положила лапу, которая была сломана, ему на носок сапога, и Максвелл вздрогнул еще раз, мимолетно подумав, потеряет он сейчас сознание или нет. Но коленки подгибались вполне натурально.
[indent] — Создатель, Хано, — прохрипел Макс. — Сделай что-нибудь.

[indent] Если бы только Максвелл мог о чем-то спросить собаку, он бы, наверное, спросил. А пока он плохо соображал от иррационального страха. Он пачками убивал демонов, ублюдков из венатори, красных храмовников, он пробивался через кунари и призраков, упокоил окончательно спятившего древнего магистра Тевинтера, который принес в Тедас первый Мор, вершил суд, принимал решения, кому править, а кому умереть, чего он только не делал — и сейчас даже нормально дышать не мог, потому что ему на сапог поставила лапу огромная псина. Страшно было так, что все силы уходили на то, чтобы удержать при себе сознание.
[indent] Не затем, чтобы снова прогнать.
[indent] Прошло добрых минут пять, пока Макс мысленно убеждал себя, что собака не несет опасности, она не нападет и не укусит, не устроит тут бойню и не разорвет одного неудачливого бывшего Инквизитора на много маленьких бывших Инквизиторов. Нормальные вдох и выдох получилось сделать совсем не сразу. Он покачал головой, потом прикрыл глаза, открыл, посмотрел на Лавеллана.
[indent] — Ты спишь на ходу, — негромко и хрипло проговорил Тревельян. — Иди спи. Я... что-то придумаю.
[indent] "Что-то" для Максвелла заключалось в том, что он все-таки аккуратно убрал ногу из-под гигантской лапы мабари, которой хватило бы, чтобы его нокаутировать — по крайней мере, Тревельяну так казалось, — отойти к креслу и устало в него сесть. Псина непонимающе склонила голову набок и, тихо вздохнув, легла посреди комнаты, не сводя янтарных глаз с марчанина. Посидев в тишине, наедине со страшным чудовищем, которое даже не двигалось и мрачно, но не без беспокойства, понаблюдав за собакой, Максвелл пришел к выводу, что он сам не спал больше двух часов уже очень давно и переместился к кровати.
[indent] — Даже не смей ко мне лезть, — предупредил он собаку.
[indent] Собака снова вздохнула и отвернулась, как будто соглашаясь: "хорошо, не буду. Не полезу".
[indent] Сон пришел сразу, и впервые за долгое время его не преследовали кошмары, получилось уснуть без каких-либо сновидений, пусть и ненадолго — всего на полтора часа. Однако по пробуждению, когда веки, словно налитые свинцом, все-таки открылись, первое, что увидел Тревельян — это собачью морду в полуметре от его лица, положенную на краешек кровати. Собака сидела, просто на него смотрела, а Максвелл, не по-геройски взвизгнув, откатился, неловко дернул тремя с половиной конечностями, свалился на пол, параллельно очень больно ударившись головой об тумбочку. Застонав, марчанин кое-как приподнялся на колени, обхватив ушибленную голову здоровой рукой, пробурчал, что кунарийские методы избавления от страхов явно не про него и ему не подходят. Голова болела, но, видимо, даже не рассек себе ничего, что было едва ли не редкостью. Собака выглядывала из-за кровати с другой стороны, была удивлена и, кажется, даже обескуражена.
[indent] — Я же просил тебя ко мне не лезть! — промычал Максвелл. Мабари, прижав коротко стриженные уши, отвернулась и спряталась под кроватью.
[indent] Тревельян вздохнул, подобрался, встал на ноги и подошел к столу, выпил половину кубка с вином и снова сел в кресло, потерев пальцами бровь. Надо было что-то с этим делать. Нельзя же шарахаться от любой собаки, как от прокаженной, его вон ломали вдоль и поперек, а он икает от одного вида собаки. Такого быть не должно. Как там было? Нужно было смотреть своим страхам в слюнявую морду?.. Медитировал марчанин больше часа, потом вздохнул и подался вперед.
[indent] — Эй, — позвал он, — вылазь оттуда.
[indent] Псина выглянула из-под кровати, продолжая прижимать уши. Максвелл заставил себя успокоиться, сделать вдох, потом снова подал голос:
[indent] — Иди сюда.
[indent] Мабари полностью вылезла из-под мебели, под которой лежала, медленно, продолжая хромать, потому что еще не отошла от ощущения переломанной лапы, подошла к Тревельяну, снова села рядом. Какое-то время они смотрели друг на друга, а потом собака вздохнула и положила ему голову на колено. Макс вздрогнул, на секунду застыл. "Ну же, это всего лишь собака, которая хочет от тебя ласки, Макс, ну что за бред? Ты же Инквизитор, спаситель этого демонового мира, а боишься собаки, которая даже не угрожает тебе?" — шептал внутренний голос рассудка. Заставить себя положить здоровую руку на лобастую голову было тем еще испытанием, почесать за ухом — тоже. Собака прикрыла глаза и снова вздохнула.
[indent] Так они и сидели — Максвелл уверял самого себя, что псина ему ничего плохого не сделает и хочет от него только того, что у нее забрали люди, предавшие, покалечившие и бросившие умирать — ласку, защиту и любовь, а собака спокойно принимала почесывания и поглаживания, практически даже не двигаясь. Они были удивительно похожи, человек и собака, преданные, искалеченные, брошенные на произвол судьбы, выжившие лишь чудом, и все равно почему-то живые... почему-то. Оставалось только понять, как жить дальше, что делать, как быть, когда ты в кромешной тьме и ты не то, что видишь дорогу — ты даже не понимаешь направления. Сломанные, покалеченные, но все равно живые, а если живые... значит, нельзя гнить в болоте?
[indent] Максвелл провел рукой по голове, положил ее на круглую щеку, чуть приподнял голову животного. Мабари неуверенно вильнула хвостом.
[indent] — Ну... — задумчиво проговорил Вестник. Голос хрипел — все-таки было еще страшновато от близости такого зверя. — Мы выжили. Ты когда-то жила нормальной жизнью? Думаю, что нет. Как и я. Но ты же помнишь, что все люди не могут быть плохими, иначе не подошла бы. Щенком тебя хотя бы любили? Меня — не очень. Но я не был толстым и забавным куском меха и мяса, а ты точно была. Я был дурным щенком, который увиливал от команд, хотя никогда не огрызался. А потом стал опасным щенком и меня отдали в клетку. Наверное, я бы прожил всю свою жизнь на цепи, но так случилось... я сбежал из нее, а потом мне пришлось быть очень-очень хорошим псом, примером для остальных. Мне было больно, страшно, я не хотел, но у меня не было выбора. Потом мне вон, смотри, лапу отрезали. А потом вообще дали ногой по ребрам и выкинули на улицу. Вот такая вот собачья судьба, хотя что я тебе рассказываю, ты тоже об этом знаешь не хуже меня. Нам надо идти дальше, да?.. Как-то жить с этими шрамами. Ночь долга и путь померк, посмотри на небо — рассвет придет.
[indent] Он чуть улыбнулся. Иногда про это сложно было думать, но ведь... это неизбежно. В горле встал ком, Тревельян его с трудом сглотнул, но глаза все равно пришлось вытирать ладонью. Опустив ее снова на голову собаки, Макс вздрогнул, когда она лизнула руку.
[indent] — Я не готов переходить к настолько серьезным отношениям, — серьезно сказал марчанин, а потом поднял глаза и увидел стоящего в дверях эльфа. Сколько он уже там торчал, понятно не было, но стыдно не было даже за то, что он тут собрался рыдать и разговаривал с собакой. — А, Хано. Поспал?

[indent] — У меня рот не откроется так широко, чтобы я откусил ей лицо, — спокойно проговорил Максвелл и медленно провел пальцами по лобастой голове. Собака наклонила голову, понюхала трущегося об нее котенка и лизнула его тоже. Кажется, у псины даже язык был размером с котенка, что уж говорить про все остальное. Инквизитор повернул голову, смотря на Маханона. — Кажется, ей нужен я.
[indent] Вот так вот просто. Наверное, только у собак может такое быть: им может быть нужен человек просто так, потому что этот конкретный человек ей нравится, а все остальные — ну... такое. Очевидным было, что даже если Тревельян попытается ее прогнать, то ничего у него не получится, а на какие-то решительные действия вроде применения силы у него не хватит духу по многим причинам. Он пожал плечами, потом замолчал, рассматривая эльфа, стоящего у двери. Потом вздохнул и встал с кресла, подошел к письменному столу, взял с него конверт, потратил секунду, всматриваясь в сургучную печать, на которой отчетливо был виден символ канцелярии Церкви. Великого Собора... Демоны. Макс повел плечами, после чего подошел к Маханону и протянул ему письмо.
[indent] — Его привезли, пока тебя не было, — Тревельян надеялся, что он выглядит спокойным. Голос, по крайней мере, был ровным и без эмоций. Он позволил себе улыбку и добавить в голос шутливых интонаций. — Сначала я хотел его сжечь, потом открыть, после — отдать слугам, чтобы они передали в твою комнату, но как-то это не очень достойно, не находишь? Так что передаю из рук в руки.
[indent] А что ему еще оставалось? Только шутить. Хотя не так далека была правда: Максвелл действительно хотел письмо вскрыть и либо подтвердить свои догадки, либо опровергнуть, но только вот в последнее веры не было. Он предполагал, что там было написано, даже практически видел эти буквы, манеру канцелярских крыс, которым был отдан приказ свыше... Когда его привезли, у Вестника не было ни одного шанса остаться спокойным. Как минимум потому что тогда он был вусмерть пьян и все еще жалел себя. Минуты слабости бывают у всех, и даже если они растягиваются на дни, это имеет право на существование. Только вот когда-нибудь это нужно заканчивать. И иногда Создатель подкидывает тем, кто в кромешной тьме потерял дорогу, знаки, чтобы они снова вышли на тропу и шли своим путем. Тем, который должны пройти до конца, потому что это — их судьба, их жизнь.
[indent] Максвелл обернулся, посмотрел на собаку, которая легла у кресла и дергала коротким ухом, которое самозабвенно вылизывал котенок, обхватив, как мог, тонкими лапками ее широкую голову. Создатель выбрал очень странную форму своих знаков, но то, что это был его маяк, сомневаться не приходилось. Ему нужно было собрать силы в кулак и встать с колен, подняться и идти дальше. Он ранен, но не убит. Вестник пережил конец света, только вот опасность никуда не подевалась — просто враг теперь другой. И это было его ошибкой. Значит, ему и исправлять, даже если обстоятельства складываются совсем не в его пользу, ох, как не в его. Но ведь Тревельяну было далеко не в первый раз идти против всего, чтобы как-то спасти этот мир, обезумевшим скакуном несущимся к краю пропасти. Да и легче все равно не станет, если он будет здесь упиваться собственной болью, гневом и обидой. Сначала следовало сделать то, что должно, а после... после потребовать ответа, но только в таком порядке, и никаком другом. Инквизитор пожал плечами, и, отдав письмо, забрал руки за спину, обхватив пальцами здоровой запястье протеза, хмыкнул и чуть отошел от эльфа, подходя к окну и смотря на то, как во дворе возятся слуги.
[indent] — Я предполагаю, что ты следующий, — посерьезнев, сказал Максвелл, не оборачиваясь. Светлые глаза были, как всегда, спокойны и ясны, впервые за долгие дни. На лице все еще был отпечаток алкоголика-неудачника, но и от него скоро не останется ни следа. Было сложно, когда не было рядом того, кто вовремя приведет чувство. Но Макс был взрослым мальчиком, а это означало, что он обязан был уметь контролировать собственные действия, не уповая на других. Даже если за эти годы он просто отвык справляться с самим собой самостоятельно. — Я бы сказал, что это честь, но это давно не так.

[indent] Максвелл повернулся и посмотрел на Лавеллана совершенно спокойно, словно и не было шторма внутри, пусть и прошедшего грозовым фронтом уже несколько дней назад, но все же продолжающего отдаваться неприятным, горьким ощущением опустошенности и предательства.
[indent] — Ты действительно думаешь, что Лелиана убрала бы меня, не имея запасного варианта?
[indent] Тревельян развернулся, держа здоровую руку и протез за спиной, обхватывая живой ладонью теплую кость, из которой был сделан протез, как будто и он был настоящей рукой, и не было калеки, был Инквизитор, всемогущий и всезнающий, а не раздавленный обстоятельствами и предательством человек... Он сделал шаг в сторону Маханона, чуть наклоняя голову набок, словно ему было очень интересно, что ответит эльф на этот риторический вопрос. Нет. Не убрала бы. И Маханон должен был это понимать. Лелиана была стреляным соловьем и должна была понимать, что так просто символ победы не стереть, и ей нужен был кто-то, кто идеально подходил к набранному ею курсу.
[indent] Агент Инквизиции, эльф, долиец...
[indent] — Действительно думаешь, что письмо из канцелярии Верховной — это приглашение выпить чаю и обсудить, какой я плохой, отступник, еретик? — улыбнулся Тревельян.
[indent] Если бы.
[indent] Максвелл медленно подходил, плавно, как кот, который сейчас терся об мабари и всячески требовал внимания. На мягких лапах, спокойно и без резких движений, которые сопровождали Инквизитора последнее время, пока он бился в бессильной истерике, желая изменить то, что изменить нельзя, и упивался жалостью к самому себе, пока не подошел вплотную, оставляя между ним и Лавелланом расстояние на пол-руки, улыбнулся спокойно и практически устало. Так улыбаются люди, которые усиленно работали долгое время, чтобы потом им сказали, что это ненужная вещь, махнув рукой: "ну и ладно".
[indent] — Ты следующий, Хано. И пусть твои боги поймут твое стремление служить Создателю и его гласу на грешной земле — Верховной Жрице, — улыбка стала кривой и неестественной, будто Максвеллу дали под дых; горячая обида снова плеснула через край, но через секунду снова была спрятана.
[indent] Марчанин покачал головой. Он не сможет просто смириться с таким поворотом судьбы, да и эта демонова собака, появившаяся, как самое настоящее знамение Создателя, который будто стучался в его двери и спрашивал, какого же демона Тени он решил сдаться, когда война в самом разгаре. Не сможет просто так отдать то, что создавал с таким трудом, пролив столько своей крови и отдав все, что у него было, — и даже чуть больше, — в руки агента, который, пусть и был с ними от начала и до бесславного конца, но все же...
[indent] Это не должно быть концом. Это не может быть концом.
[indent] Нет, пока он жив, не бывать этому. А все остальное... да пусть будет, как будет.  У него будет совершенно другая задача, которую ему нужно будет выполнить. И, наверное, появление этой демоновой собаки нельзя расценить как-то иначе, будь она неладна. Она вместила в себя все — и его собственную проблему, и все самые сильные страхи, преследующие Максвелла, и была слишком нелепой случайностью, чтобы действительно ей быть.
[indent] Марчанин снова улыбнулся, прикрыл глаза и покачал головой. Никаких случайностей. Знаки свыше точно существуют, это он понял еще в сорок первом году. А теперь ему просто предстояло довести дело до конца. Каким бы он не был, а выходить из крайне странной и нестандартной ситуации Тревельяну было не впервой.
[indent] — Ты готов к этому, Хано?
[indent] Голос Максвелла звучал спокойно и мягко. Конфронтация конкретно с Лавелланом ему была чужда — он ни в чем не был виноват и даже пытался вытащить Инквизитора из того состояния, в котором тот оказался. Политические игры и Игра в целом были безжалостны, но он не первый день находился в этой среде, чтобы понимать все эти движения. Хотя, пожалуй, ему не хотелось.
[indent] Только вот из таких игр выходят только вперед ногами. А у него еще было, что делать.

[indent] Готов к чему? К играм. К Игре. Это тоже было своеобразной игрой. Странной и скучной, но необходимой, если ты уже ввязался в этот бой. Он слушал, что ему говорил Маханон, и гадал, он действительно не предполагал таких вариантов или предполагал, но просто отказывался верить? Тревельян улыбнулся, подошел к столу и оперся на него бедрами, складывая полторы своих руки на груди. Что он будет делать дальше?
[indent] "Если" повисло в воздухе. 
[indent] Хватит "если" в его жизни. Максвелл сам себе напоминал слепого котенка, который не видит ничего, но точно знает, что ему нужно сделать. Он не понимал, как все это провернуть так, чтобы обойтись без крови, или хотя бы минимизировать эту кровь, не понимал, что делать после того, как он весь такой красивый и на белом коне ворвется отступником и еретиком, но знал, что не оставит все так, как есть. Это было несправедливым, а справедливость когда-то и толкнула его в эту пропасть. Справедливость и желание мира. Первое отсутствовало, второе было под угрозой, и раз уж ему на роду было написано сдохнуть идолом, то нужно было идти до конца.
[indent] Только бы унять дрожь в пальцах. Потому что, кажется, он просто сойдет с ума, снова пытаясь прыгнуть выше своей головы.
[indent] Максвелл посмотрел на собаку, которая задумчиво, медленными и зависающими движениями вылизывала кота, и мабари, будто почувствовав его взгляд, повернула голову, возвращая ему задумчивый взгляд. Потом тяжело встала на лапы, вздохнула, подошла, ткнувшись носом в колено. Раз уж, говорил весь ее вид, ты спас меня, то я за тобой пойду. Куда бы ты не направился.
[indent] — Ты прав, — после затянувшегося молчания спокойно проговорил Максвелл, поднял голову и посмотрел на Маханона. — Я — Инквизитор. И всегда был им. А Солас — все еще угроза для Тедаса. То, что сделала Лелиана, лишено смысла и прямо противоречит тому, что должна делать Инквизиция. Поэтому пора спустить псов с цепи.
[indent] Тревельян наклонил голову к плечу и улыбнулся уголком губ. Получилось не очень уверенно и устало, но разве это имело значения? Он никогда не будет знать покоя. Максимум, на что он может рассчитывать — пара часов, во время которых можно ни о чем не думать, не больше.
[indent] — Я вернусь в Вал Руайо, — пожал плечами Максвелл. — И заберу свою Инквизицию. Моя Инквизиция уйдет со мной, и будет выполнять то, что должно — станет стражами порядка и залогом мира, потому что у нас слишком много работы, чтобы сидеть и ничего не делать. Вспомню о тех, кому еще не наплевать на внешние угрозы и призову, как призвал уже один раз, под свои знамена. Она не забудет, для чего была создана. Мы отправили в Бездну Первого, но теперь у нас есть Фен'Харел. Я не имел права проиграть тогда и не имею этого права сейчас. Максвелла Тревельяна можно убить и уничтожить, и Лелиана смогла это сделать. Она только не рассчитала, что Инквизитор бессмертен. Нельзя убить память и нельзя убить символ.
[indent] Был ли он когда-то просто человеком? Который, как игрушка, может сломаться? Был. Только об этом знали единицы. И был только один механик, способный эту игрушку починить. Для всех остальных он все еще оставался Вестником Андрасте, который не имел человеческой сути. Только что-то вроде божественный. Все мог, все умел и никогда не сдавался, что бы не происходило и с кем бы не приходилось сталкиваться лицом к лицу.
[indent] Максвелл вздохнул, потер лицо ладонью и негромко рассмеялся, потом посмотрел на Лавеллана с очень усталым, но все же весельем в светлых глазах, улыбаясь. Это все звучало как гениальный и героический план, что-то вроде "закрыть Брешь и победить спятившего магистра, который осквернил Золотой Город", но это они уже проходили. Почему бы, собственно, и нет? Раз один раз совершили то, что казалось безумным и невозможным, то получится и во второй раз. Было бы неплохо только не потерять вторую руку, иначе будет совсем уж грустно. Лучше тогда ногу.
[indent] — Хорошо звучит. Всегда знал, что я могу говорить пафосные фразы, — отшутился Максвелл, пытаясь сбавить градус серьезности. Правда, нелепо это сейчас было, но да неважно. Главное, чтобы глаз не дергался от всей той мерзкой бури, которая бушевала внутри. И ведь она будет только сильнее, стоит быть ближе к Орлею. — Вот тебе и все, что мне надумалось с этого "дальше".

[indent] Максвелл улыбнулся уголком губ. Если бы кто-то спросил его, чего он хотел, Макс знал, что ответить. Только вот вопрос стоял совершенно иначе, и, вне зависимости от его желаний, Тревельян просто должен был делать. Инквизиция не должна быть сворой цепных собак на поводке у Верховной. Церковь — Церковью, пусть играют дальше судьбами целых стран, а он сначала разберется с реальной угрозой Тедасу, а потом будет делать все, чтобы поддерживать мир, который на поверку оказался очень хрупким. Кто бы мог предположить, что после таких потерь последуют новые? Нет, рано было ему отступать. Даже если он вдруг стал еретиком и обманщиком. Церковь уже однажды пыталась вставить палки в колеса Инквизиции и кричала о том, что он вообще виновен в смерти Джустинии, и чем это закончилось? Да и в целом эта прекрасная организация за последние десять лет наделала столько ошибок, но искать виновных было глупо.
[indent] История, похоже, действительно циклична. Главное теперь было не наделать тех же ошибок, осознание которых пришло ох как не сразу. Нужно было не просто выстроить эту крепость заново, нужно было еще и учесть все ошибки прошлого. Сложно. Но не впервой было сталкиваться со сложностями.
[indent] — Отставить, агент Лавеллан, — со смешком выдал Тревельян и похлопал здоровой рукой Маханона по плечу.
[indent] Хотелось сказать что-то вроде: "уедь, Хано, пока можешь уехать, спрятаться и жить нормальной жизнью", но какая там "нормальная" жизнь, если они уже прошли крещение огнем в виде сумасшедшего магистра, а теперь им недвусмысленно намекнули на то, что их мир недостоин существовать. Он должен погибнуть, чтобы возродился уже проигранный однажды Арлатан. Великое эльфийское царство...
[indent] — А ты, агент, — Макс опустил взгляд и посмотрел на котенка, — не ори. Выдашь наше расположение.
[indent] Тревельян кивнул Маханону, мол, пошли, и вышел вместе с ним на небольшой резной балкон. Солнце уже светило вовсю, припекало лицо, и Инквизитор улыбался, снова обхватив ладонью протез, держа руки за спиной, довольно щуря глаза и смотря на то, как солнечные блики играют на море. Он полностью разделял сопливые мечты Чемпиона Киркволла — уехать в Антиву и ничего не делать, греться на солнце и попивать вино. Хорошая жизнь, спокойная. Что-то из разряда прекрасного сна, который никогда не станет реальностью. Просто потому что вот такие истории — не про них. Не про Айдана Кусланда, не про Гаррета Хоука, не про Максвелла Тревельяна — не про тех бравых ребят, которые успели отличиться на весь Тедас за каких-то несчастных семнадцать лет. Всем, оказывающимся на острие атаки, кажется, в какой-то момент хотелось сбежать. Сбежать и наконец-то обрести покой, которого никогда не было и не будет. Судьба у них такая — умереть на бегу.
[indent] — Хорошее место, — практически умиротворенно проговорил Инквизитор. — Но, как в любом хорошем месте, которое тебе кажется идеальным, обязательно найдется десяток убийц, которые ждут, пока ты сам прыгнешь им на клинок. И почему всегда так происходит?
[indent] Вопрос был риторическим. Потому что вот так. Всегда будут те, кто будет поджидать тебя за поворотом, поэтому, Максвелл, будь так добр — бери запас и заворачивай по широкой дуге, чтобы получить в лицо не сразу, а через мгновение. Но хоть увидишь, кто такой доброжелательный завелся, что пытается тебе пол метра стали промеж ребер ткнуть. Может быть, если выживешь, сможешь потом вернуться и рассказать, что так делать, вообще-то, неприлично и даже обидно становится.
[indent] — Пожалуй, сегодня еще позволю себе побыть в покое, поговорю с Жозефиной, а завтра сяду на первый же корабль до Орлея. Или Ферелдена. Оттуда можно и конскими ногами дойти, — задумчиво проговорил Максвелл, словно и не было этой недельной истерики с заливанием в себя разной крепости алкоголя. Как будто он был в состоянии покоя все это время, и не было этого всего. Было, только эта рана заживет еще нескоро, а ждать этого светлого момента — терять время, которого у них и так было бы не то, чтобы очень много.