История
[indent] Тому, кто сейчас зовёт себя Фенором, при рождении досталось другое имя — Терон. Охотник. Простое, как две палки. Парень, впрочем, не жаловался — он вообще ни на что не жаловался, хотя и рос без родителей, под присмотром немолодой уже эльфийки Ашалле. Он знал, что родители его умерли, но как и почему — от Терона держалось в секрете. Наверное, не напрасно — но как знать, узнай он об этом раньше, может, как-то и научился бы с этим жить? Ашалле делилась с ним хорошими воспоминаниями о его родителях, c которыми её когда-то связывала крепкая дружба. Должно быть, хотела, чтобы Терон помнил их в лучшем свете, но — благими желаниями вымощена дорога в Бездну.
[indent] И ступил он на неё в тот день, когда вместе с другом детства Тамленом расправился с забредшими опасно близко к стоянке клана людьми, — "Какая разница, lethallin, за что они ополчатся на нас и что будут кричать, когда придут с огнями и оружием? Люди всегда найдут причину. А так их будет хотя бы на несколько голов меньше" — и охотно согласился разведать на пару с товарищем древние руины. Статуи и зеркало времён Арлатана, приманенный его шепотом порченный медведь-берескарн, видения о подземном чёрном городе — взрыв!.. Ослепленный вспышкой, оглушенный рокотом и вытрясающим душу ворчанием, Махариэль едва помнил, как в страхе и боли выбирался из глубины руин, только чтобы упасть окончательно у подножия провала, не в силах по нему подняться. Там его и нашли — в беспамятстве на краю смерти, отравленного ядом скверны. Терону повезло чуть больше, чем Тамлену, от которого не осталось даже следов, как не искали его потом. Медленно приходя в себя в аравеле Хранительницы, видя перед очередным провалом в темноту рядом знакомые, взволнованные лица, он ещё на что-то надеялся — но нет. Просто нет.
[indent] Несколько дней спустя, когда он пошел на поправку, Хранительница призналась ему и Ашалле, что улучшение это временное и настоящего исцеления от такой болезни нет. Изучение зеркала показало, что оно заражено скверной, и во избежание новых заражений ценное, но безвозвратно испорченное наследие древности пришлось уничтожить. Единственное лекарство для жертвы этой заразы — стать Серым Стражем, насколько об этом знала Маретари. Но где и как искать их, Хранительница могли только гадать. Махариэлю предстояло самому найти ответ на этот вопрос. Пока она может подавлять скверну в его крови травами и магией, но пройдёт время, и та возьмёт верх. Выбор был невелик — оставаться в лагере и встретить неизбежное рядом с родными, или же рискнуть и воспользоваться оставшимся временем, чтобы попытаться отыскать Серых Стражей. Для самого Терона это звучало как "идти туда, не знаю куда" — что оставайся в клане, что уходи, но от смерти не сбежишь, она уже была в нём, таилась в крови. Как бы не казалось ему, что всё хорошо, что он чувствует себя даже лучше прежнего, но головокружения повторялись, странные шепотки порой тревожили слух, сон был тревожен и тяжёл, его жизнь больше не принадлежала только ему самому.
[indent] Тогда Ашалле и решилась рассказать воспитаннику, почему он остался один. И о том, как его отец, предыдущий Хранитель Сабре, погиб в столкновении с людьми и городскими эльфами, и о том, как мать, любившая его так сильно, не вынесла одиночества и ушла в лунный свет вскоре после рождения Терона. Но то, что для самой Ашалле звучало красивой и вдохновляющей сказкой о любви, столь искренней и непреклонной, для самого Терона было тяжёлым потрясением. Мать бросила его. Она дала ему жизнь, но жизнь эта, младенец в ее руках, были настолько незначима, что она просто оставила его и ушла. Даже имя... такое обычное имя — стало доказательством того, как мало он значил для своей матери. Как будто ему мало было смертельной заразы и гибели единственного близкого друга...
[indent] Жалкое отродье плоти, которому предпочли Великую Любовь. Да будь оно всё проклято! Ашалле вместе с этим рассказом передала Терону ожерелье матери — тот швырнул его так глубоко в озеро, как только смог: уходи, забирай, мне не нужны твои подачки! Это знание выбило его из колеи и сильнее скверны отравило его последние дни в клане — и, собрав всё необходимое в дорогу, юноша сказал прощальное слово лишь Хранительнице и Мерриль, прежде чем уйти среди ночи и раствориться в лесу. Хотел пройти мимо аравеля Ашалле, но всё-таки решился и заглянул к ней — эльфийка толком даже не проснулась, очень смутно запомнив его прощальное "спасибо" и поутру очень удивившись, что оно ей не привиделось во сне.
[indent] До церемонии получения валласлина он ещё не дорос, а вот до того, чтобы самому искать для себя спасения в чуждом враждебном мире — оказывается, очень даже. Не всё так печально, конечно, Хранительница даже заводила разговор о том, чтобы церемонию провести — как дань принадлежности Терона их миру, их расе, их культуре, как бы далеко его не завёл путь и каким бы коротким он не оказался. Но Терон не захотел об этом даже разговаривать. Как в давно забытые времена детства, он снова чувствовал себя в клане отщепенцем, лишним, криво прилаженным куском, не совпадающим с целым. Даже Мерриль, не рожденной здесь и остающейся в своём учении "посторонней" большинству, было проще. Сейчас для клана она значила больше него, проклятого, отнятого от корней своей болезнью. Да и должен ли он был когда-либо жить здесь? Кому он может быть нужен, если он не был нужен своим родителям?.. Ложь, кругом ложь и враньё, от которого его трясло.
[indent] Будь. Оно всё. Проклято.
[indent] Он ушел, двигаясь на юг — прочь от земель Коркари, к горам на побережье, в которых, судя по обрывкам россказней, выпытанных у людей, когда-то была крепость Серых Стражей. Мор догнал его по пути, распространяясь по землям быстрее пожара. Дважды за прошедшие месяцы в дороге Терону, уже тогда решившему взять себе другое имя — теперь, вне клана, он был Фенор, "тот, кто рода волчьего", — доводилось биться с ними, когда не удавалось обойти, но на третий... он уже слышал их, приближавшихся издалека — а они слышали его, и в этот раз их было больше. Фенор понимал, что одному против восьми или девяти гарлоков и генлоков в сопровождении эмиссара ему не продержаться. Только порождения не нападали — хоть и сложно было назвать нормальным их полузвериное, принюхивающееся "общение" с тем, кого они распознали как своего. Но их всех вёл один голос, один путь. Порождения знали больше, чем сам Фенор, знали о природе того, что пробуждалось в нём, тёмными пятнами расползаясь по коже, заставляя зрение туманиться, а нюх и слух становиться острее. Они знали, где найти то, к чему его тянуло сильнее всего — единый источник, единую принадлежность, единство сознания и существования. Он боялся их, они считали его кем-то вроде прибившейся собаки, но не трогали, а отходить далеко Фенор опасался. Отбиться, потеряться, снова остаться одному... это не то, чего он хотел. И оставался рядом с терпевшими его тварями, понимая, что это теперь единственная его дорога — в темноту. Родную и принимающую его темноту.
[indent] Махариэль не знал, сколько времени прошло за этим следованием до вмешательства того, кто спас его от окончательного падения. С удивлением обнаружив среди порождений только начавшего меняться и вполне еще узнаваемого эльфа, Архитектор отдал пожелание своим послушникам изъять его для изучения. Своей магией первородному порождению удалось ослабить влияние скверны — и унять Зов в разуме Фенора, очистить его мысли от тлетворного слияния с Ордой. Они много говорили. Архитектор, пробудившийся в мире во многом ему непонятном, изучал. Долиец был не первым, и Архитектор сравнивал. Фенор согласился помочь, позволить ему экспериментировать. Всё, что угодно, чтобы второй раз не попасть под влияние Зова. Временами было больно, он долго приходил в себя, восстанавливался. Архитектор извинялся — ему правда было не всё равно. И Фенор соглашался снова. Если освободить его от скверны невозможно, то хотелось хотя бы научиться с ней жить — и других, по неразумию разрушающих и вредящих, вырвать из плена Зова.
[indent] Он разговаривал с Послушниками, путешествовал вместе с ними, помогал им изучать мир и действовать в нём. Хотя этого эльфа трудно было назвать хорошим примером для подражания, но специфическое отношение что к людям, что к своим "плоскоухим" собратьям — хотя присоединение к порождениям и сгладило часть болезненной конфликтности с ними его долийских корней, — делало этот пример проще и доступнее для понимания. Привычка к жизни в клане и понимание важности каждого тоже сыграла в этом свою роль. Мало-помалу, Фенору это даже начинало нравиться — быть в силу ума и способностей своеобразным лидером под рукой Архитектора. Изуродованные лица, за которыми скрывались пока ещё не самые ясные, во многом подобные детским умы пробужденных порождений, не пугали его. В отражениях себя он видел худшее — пусть и после всех экспериментов с кровью и скверной, ставших в разы более разнообразными при участии Кусланда, большую часть этих изменений удалось обратить. Возможно, и Послушникам когда-нибудь удастся придать менее пугающий вид? Когда-нибудь — а пока шлем, краска и забавные маски, вырезанные из дерева. Они учились жить в этом мире, не инициируя войн и не принося ещё больше вреда. А он, когда приходилось, защищал их так же, как самого себя — с мечом и щитом. Если уж выпало им несчастье оказаться по ту сторону от живого и живущего мира, это не значит, что они не имеют права на место в нём.
[indent] В продолжение заключенного союза с Командором Серых Стражей Ферелдена Махариэль прошёл Посвящение и был представлен квартированному в восстановленной Башне Бдения Ордену как один из новых рекрутов по специальным поручениям. Эльф как эльф, разве что бледный и глаза какие-то запавшие, тёмные, несмотря на цвет — он научился смешиваться с толпой и служить доверенной линией связи между миром и тем, кому был предан. Глаза, уши, опыт, информация, кровь, когда она нужна — всё это было в распоряжении Архитектора. Фенор нашёл своей брошенной душе применение, хотя так и не знает до конца, его ли это путь или он принять его был вынужден. Если с его тела следы скверны удалось практически стереть, то душу от этих впечатлений, от этой памяти и сумятицы ощущений очистить не могла даже магия. Он хочет в этом мире жизни для себя и для всех, прекращения конфликта между носителями скверны и живыми. Конфликта, разрушившего его жизнь и жизни бессчетного множества других. Но что он при этом хочет для себя самого?..

Способности и навыки: Изначально обучившись основам владения мечом в клане, чтобы защищать своих в конфликтах с людьми, Фенор впоследствии развил свой навык, отчасти набравшись умений у воительницы Уты, ещё одной из слуг Архитектора, а частично позаимствовав опыт тех, с кем его свело становление Серым Стражем. Он специализируется на роли предводителя, лидера над отрядом пробужденных порождений, вдохновляющего и умеющего сбить их в кучу, в одну действующую силу, несмотря на разницу и своеобразие не самых острых умов. Его умения — не столько выученные, сколько самостоятельно понятые и происходящие из силы характера, интуиции и воли.
[indent] Знает устный эльфийский и всеобщий язык, не обучался письменности. Верховой езде предпочитает путешествия пешком, в седле держится очень посредственно. Умеет плавать. Физически хорошо развит, крепок, мышцы сильные — не говоря уже об эффектах скверны и всех экспериментов, что делает его неожиданно существенным противником. Легко перемещается даже в тяжелых доспехах, привычен к нагрузкам и очень вынослив.
[indent] Долийские умения молодого охотника получали мало практики, но при всём своем нынешнем знании и умении ориентироваться на Глубинных Тропах в лесу Фенор также не потеряется. Умеет прочитать простые следы присутствия дичи или неосторожных людей, подстрелить из лука оленя или тетерева. Разделать тушку, развести костёр, найти съедобные грибы, отличить ядовитые растения от полезных и вообще обеспечить себя необходимым минимумом условий выживания — навык на уровне инстинктивного.

Типовой инвентарь и недвижимость: легкая, средняя или тяжелая броня с символикой Серых Стражей в зависимости от ситуации, добротные эверитовые меч и щит гномской работы, добытые на Глубинных Тропах. Недвижимости не имеет — кроме обустроенного под личные нужды помещения рядом с лабораторией Архитектора, в недрах земли под Башней Бдения, да права спать в тех же казармах, что и все остальные Стражи Башни.