[indent] Возвращаться в Вольную Марку было занятием волнительным, несмотря на то, что даже в нынешний просвещенный век она состояла из независимых полисов, презрительно пофыркивающих в сторону соседа. Фейнриэль много раз воображал себе, как возвращается в Киркволл, уже без страха бродя по каменному лабиринту улиц и не рискуя вновь очутиться в Казематах. Теперь же, спустя многие годы, грезы становились реальностью, вот только нервничал маг тем больше, чем ближе оказывался Город Цепей. Слухи и шепотки, неконтролируемой волной разливающиеся по всей стране, тем более не внушали оптимизма и лишь подталкивали к унылому решению свернуть путешествие и вернуться... домой?
— Прелестно. — С кислым вздохом отозвался Фейнриэль на предложение Фенриса, отнюдь не восхищенный, а насторожившийся появлением в Создателем забытой деревушке чьего-то гонца. Интуиция не подвела сомниари и на этот раз: гонец оказался не простым и весьма настойчивым, не отвертеться!
[indent] Проследив за письмом, Фейнриэль бегло пробежался по тексту взглядом и едва не выругался: приглашения венценосных персон следовало воспринимать, как приказ, а не дружескую просьбу. А учитывая зловещие слухи, ходившие о священнослужителях Тантерваля и Старкхевена, Фейнриэль и вовсе предпочел бы пришибить гонца и спрятать его в ближайшей выгребной яме. Проблема была в том, что за Фенрисом наверняка послали не одного человека.
— У тебя такие связи — и ты до сих пор предпочитаешь наемничью долю? — Удивление в голосе мага было неподдельным. Он даже протянул руку и ковырнул пальцем письмо, словно оно могло быть подделкой, а гонец — ряженым. Но нет, плотная бумага, аккуратный каллиграфический почерк и королевская печать не были иллюзией. Пару раз Фейнриэль порывался что-то сказать, но заглядывал в лицо своему спутнику и обрывал фразу, даже не начав ее.
— Чему еще неплохо учат в Империи, так это тому, что негоже злоупотреблять чьим-то терпением. — Наконец-то выдохнул сомниари, нервно крутя в пальцах снятое серебряное кольцо и то и дело поглядывая в сторону застывшего неподалеку посланника из Старкхевена. — Думаю, нам следует туда поехать, вот только... Фенрис, это смешно, но я бы предпочел, чтобы мы не трубили на каждом углу о том, что я маг. Посох уж как-нибудь спрячу под тряпками, одежду сменить легко, а все остальное... Я слышал, там магов живьем сжигают! Я не хочу снова оказаться в каком-то подобии Казематов просто за то, что родился магом!

[indent] Так в один миг, сменив цел путешествия, они с Фенрисом фактически поменялись местами. Было странно снова чувствовать себя зависимым от чужой воли, когда уже столько лет сам решал свою судьбу, делал выбор, за который винить мог только самого себя. Всю дорогу Фейнриэль сомневался: верно ли он поступил? Не ошибся ли, доверившись еще и в таком деликатном деле эльфу, который давным-давно открыто заявлял, как ненавидит магов?
[indent] Но даже в моменты, когда Фейнриэль готов был уже бросить все и заявить, что ему не по душе визит в Старкхевен, гордость пережимала горло и не позволяла проявить сиюминутную слабость. В такие моменты маг стискивал зубы и выпрямлял спину, выглядя едва ли не надменно даже в испачканных походной пылью одеждах.

* * *
[indent] Избавившаяся от оков зимы земля, расцветающая чуть ли не на глазах, несколько смягчили настроения Фейнриэля, вновь заулыбавшегося при виде занятых весенними хлопотами крестьян и садовников. Минратос цвел чуть ли не круглый год, снег там был скорее причудливым явлением погоды, чем данностью, и маг ничуть не скучал по нему.
[indent] Когда на горизонте обозначились стены города, Фейнриэль поплотнее замотал посох в один из своих плащей. На очередной стоянке — кое-как привел себя в порядок, заплетя волосы и смыв походную пыль. Переодеваться в претенциозный наряд, как и кутаться в мантию, он не стал, хотя правила этикета в его голове горели огромными буквами о том, что не к мелкому дельцу они с Фенисом едут и надо бы выглядеть так, как требуют правила приличия, соваться во дворец в нынешнем наряде было как минимум невежливо. Оставалось мысленно молиться Создателю о том, что если потребуется, местные слуги просто не пустят их с эльфом на порог прежде, чем не отмоют от грязи и въевшегося в одежду запаха костров и старой травы.
Неприятности начались раньше, чем представлял себе Фейнриэль. Активизировавшийся лириум в коже Фенриса он даже не увидел — почувствовал всем телом, по которому словно пробежался холодок, оставивший легкое покалывание в кончиках пальцев. "Что-то не так?" — хотел было спросить маг, уже наклонился вперед, но все же удержался от прикосновения, перехватив взгляд своего провожатого.

[indent] В суете большого города Фейнриэль чувствовал себя как рыба в воде. Рынки по всему Тедасу были неуловимо похожи друг на друга, люди все так же торговались, ругались или расходились довольными. Светские приемы со всей сопутствующей подготовкой также не пугали мага, не один раз сопровождавшего своего протектора на подобных мероприятиях. Потому, когда пальцы эльфа осторожно нашли руку мага, Фейнриэль лишь ободряюще улыбнулся и сжал ладонь наемника в ответ.
— Все нормально. Это их работа, как-никак...
[indent] Церемониймейстера Фейнриэль, в отличие от Фенриса, слушал внимательно и с вежливой улыбкой. Задавал вопросы, кивал полученным ответам и неожиданно почувствовал себя как рыба в воде, вновь закрученный водоворотом правил, запретов и тонких двояких моментов, которых следовало избегать или создавать в зависимости от ситуации. Следовало бы поблагодарить наставника, когда сомниари вернется в Минратос — без его муштры и непреклонности в вопросах воспитания, Фейнриэль сейчас бы растерялся, как мальчишка.
— Он сам пригласил тебя, Фенрис. Наверное, это что-то значит. Вряд ли он обяжет тебя охотиться на морских змеев и закапывать гномов в землю ради забавы или во имя всеобщего блага. — Тихо отметил маг, рассматривая незатейливый позолоченный узор на дверях и чувствуя, как от неизвестности желудок сжимается до бессовестно-малых размеров. Волнение, как бы ни старался Фейнриэль его скрыть, все же пробиралось наружу в быстрых взглядах, непроизвольно повторяющих магические пассы пальцах, да сейчас — в забившемся быстрее сердце и глубоком вздохе, на котором, решившись, Фейнриэль хлопнул Фенриса по плечу и отворил двери, легонько подталкивая остроухого вперед, на встречу со старым другом...

Отредактировано Feynriel (2018-09-05 19:38:29)

Ваэль одновременно и изменился, и нет. От него все еще исходила волна умиротворяющего церковного спокойствия, которого, честно говоря, эльфу очень сильно не хватало в его скитаниях по большаку, но... Что-то в принце изменилось, но что — эльф не понимал, просто ощущал какой-то своей невероятной звериной чуйкой, которая не раз его спасала за годы бегства от охотников за головами.

Слова принца застали наемника врасплох и он, как баран на новые ворота, уставился на представленную ему принцессу прямо в упор. Девушка была красива — сдержанной, благородной красотой, которая отличает старые аристократические роды  Волной Марки (такой же внешностью обладали: и покойная Лиандра Хоук, и покойный Шеймус Думар). Ее плечи определенно были напряжены — это Фенрис отметил сразу же, но возможно причина была в том, что она находилась среди незнакомцев.

— Мое почтение, ваше высочество, — Фенрис как мог попытался изобразить тот идиотский поклон, которому его пытались научить много лет назад, принцессе. Но спина, отвыкшая сгибаться перед кем-либо, не подвела и в этот раз, вызвав лишь раздраженное шипение церемониймейстера двора. Эльф мрачно про себя (и раз уже в тысячный) пообещал накрутить кишки этого царедворца на свою латную перчатку, как только подвернется случай. Случай, конечно, никогда бы и не подвернулся. Этот упертый старикан служил роду Ваэлей уже второе поколение, а до этого им служил его отец. "Преданность, передающаяся в крови", — отметил Фенрис.

— Я... рад за те...вас, принц, — эльф не очень понимал как стоит себя вести. Фигурально: он все еще на службе у принца, а буквально: рядом с ним стоит его новый наниматель. Ситуация, как любил говаривать Варрик, крайне неловкая. — Эм... — эльф не умел заполонять неловкие паузы, поэтому от отчаянья пошел сразу в лоб. — Что-то случилось? Кроме... этого, — Фенрис неловко  обвел рукой в воздухе фигуры принца и принцессы, — вне всякого сомнения, счастливого события? Отступники? Венатори? Сошедшие с ума храмовники? Демоны?... — последний вопрос прозвучал совсем уж откровенно жалко и растерянно. Выглядеть растерянно, а уж тем более жалко, Фенрис не любил, однако, у него в голове просто не могло уложиться, что Ваэль мог его позвать разделить радость предстоящего бракосочетания. Все это всегда проходило мимо него и эльф был бы не против, если бы оно и дальше проходило мимо. Потому что... "Завидую, — припечатал себя Фенрис, закусывая щеку изнутри, взаимодействие с людьми, тем более в таком количестве, что сейчас толпилось вокруг него, никогда не было его сильной стороной. Конечно, он получил должную закалку при дворе, но всю ее растерял пока путешествовал по большаку в компании с собакой. — Потому что... Потому что". Ощущение собственной неполноценности, ущербности, снова вылезло наружу, заставляя  эльфа опустить взгляд в пол.

Отредактировано Fenris (2018-09-04 21:42:16)

От всех упомянутых и перечисленных Фенрисом ужасов, безжалостно штурмовавших Тедас в первой половине этого десятилетия и до сих пор ещё и близко не забывшихся, наблюдавшая за гостями Изабель побледнела и тревожно взглянула на принца, словно ища защиты — но тут же отвела взгляд на обстановку, словно отдернувшись от холодного огня. Зря, наверное. Себастьян всё это время был с ней добр и учтив, почти по-отечески мягок и вежлив, и за почти полмесяца, проведенных в Стракхевене, она постепенно стала привыкать к нему и его вниманию, к беседам после утренних служб в невероятно чистой и уютной молельне замка. Но этот порыв спрятаться именно за его спиной от коснувшегося сердца страха перед всем, чего сама она не знала, но о чём столько слышала в причудливых пересказах слуг и знакомых, испугал её сейчас едва ли не больше, чем само услышанное от эльфа-воителя. Демоны, отступники... Ох, Создатель помилуй. Только бы не случилось больше такого, только бы...

Об этом дорогом друге Себастьяна Изабель знала по его рассказам только хорошее, и была предупреждена о некоторых весьма специфических чертах его, но в целом до этого момента казалась себе вполне готовой встретиться с тем, кто прошел через рабство, кто убивал, и убивал жестоко. Совсем не филигранным искусством стрел, которое показывал ей Ваэль, в шутку соревнуясь со стражей замка и поражая всех точностью своей руки. Она даже удивилась, когда эльф вошёл — совсем не таким представляла она яростного воителя из рассказов принца. Ощущение от него было совсем иное, нежели от носящих тяжелую блестящую броню стражников и храмовников. Принцесса говорила себе, что не должна бояться, что эта исходящая от эльфа настороженность и опасность направлены вовсе не на неё, конечно же, нет. Он ведь союзник её... будущего мужа. А значит, и её друг настолько же, насколько и его. Помня это, она находила в себе силы улыбаться и надеяться. Может, если она поговорит с ним сама, тоже обнаружит всё то, что знал и видел в Фенрисе Себастьян?..

Жест представленного Риэлем молодого человека радующей глаз наружности и куда большей воспитанности не укрылся от глаз принцессы — и уж наверняка от глаз принца тоже. В толпе, быть может, их и не заметили бы, но не в уединении этой комнаты. Изабель моргнула и постаралась сделать вид, что не заметила этих соединившихся рук, отмахиваясь от трепещущих догадок, почему приглашенный в одиночестве гость приехал не один, и осторожно скашивая взгляд на Себастьяна. Тому даже и вида делать не пришлось, он и так всегда был при нём. Принц всегда показывал только то, что считал правильным показать в каждой ситуации. И это казалось чем-то совершенно естественным в его исполнении, убеждающим, позволяющим верить в надежность этих рук и этой улыбки. Он просто не может подвести. Нет, наверное, ничего такого, чего он не может. Это должно было ей нравиться и, кажется, действительно нравилось — но и чувства сопротивления в себе принцесса не могла не заметить. Себастьян всегда был слишком хорош. Безупречен, безукоризнен. Единственная тень, какую она могла найти в нём — только порой проскальзывающая сухость и жесткость, бывших, должно быть, неизбежными спутниками возраста и опыта. Это не было неожиданно — и оттого никак не сглаживало пропасть раскола между ней и его непостижимой высотой, сверкающей венеценосностью. Нет, она никогда не сможет даже немного оказаться с ним рядом — что под венцом и взглядом Создателя, что во всём, что... неизбежно последует после.

Не такой судьбы хотела для себя Изабель. Оставаясь одна долгими днями, что Себастьян посвящал решению проблем своего города, визитам и приемам, рутине правления, она отчаянно скучала по Эладио. По его глупостям, по его ошибкам, по запинкам в речи, по смешным попыткам развеселить её — рядом с ним она чувствовала себя живее. Ох, Андрасте милосердная, ну почему она так сомневалась, осторожничала, морщила нос, сравнивая и выбирая? Себастьян в сравнении с ним был белоснежной мраморной статуей в лучах солнца. Прекрасной, восхищающей, но и только. Но, может, может, она правда ещё слишком мало о нём знает. Когда их обвенчают, когда узы скрепят благословлением Создателя, как знать, каким он ещё откроется ей. Она упрямо продолжала утешать себя этой мыслью, сжимая ладони и покорно слушая разговор, к которому имела в целом чисто декоративное отношение — ничуть, впрочем, не тяготясь этим фактом простого присутствия.

— Я... — Фенрис замялся, не зная, как сказать, что ожидал чего-то на самом деле важного. Важного, в своем понимании. Безусловно, его радовало, что один из немногих его друзей обрел счастье в своей жизни, но... Это же не совсем то для чего обычно искали эльфа. Его удел — это бесконечная пыльная дорога, вертлявый и глупый, в своей преданности пес, бессчетное количество убитых людей и нелюдей, и... одиночество. Плечи эльфа безвольно опустились вперед, как это было когда-то в Киркволле, снимая выработанную привычку держать спину прямо. — Конечно, принц. Буду рад разделить с вами этот прекрасный момент, — улыбка у Фенриса вышла очень даже искренней, хоть и немного усталой.

Длительный переход и тяжелые раздумья насчет того зачем же его так искал принц, вымотали Фенриса. Усталость навалилась на него всей своей невероятной, оглушающей тяжестью.

— Прошу простить меня, — эльф, не выдерживая придворного этикете, сделал пару шагов к низкому диванчику и устало опустился на него. Ноги тут же напомнили о долгой верховой езде и пешей прогулке до замка Ваэлей. — Нарочный застал нас в Лотте, это ближайшая к Киркволлу деревня. Нам пришлось развернуться в сторону и поспешить сюда. Переход нас вымотал, чуть больше чем мы рассчитывали, — Фенрис никогда не боялся смотреть людям в глаза. Вот и сейчас сидя на диванчике, эльф смотрел прямо принцу в глаза и все еще видел того горящего, удивительным внутренним светом, церковного юношу. Себастьян был тем единственным человеком, который разделил с эльфом утрату сестры. Какой ни была бы Варанья, она была единственной фенрисовой нитью, что вела к прошлому и знала все, что сам эльф забыл. Тогда, в еще существовавшей киркволльской церкви, Фенрис в первый раз, наверное, исповедовался. Пусть не принявшему сан Себастьяну. Этот личный момент, который они... пережили вместе, в достаточной мере сблизил их.

Церемониймейстер, что стоял возле входной двери в кабинет, разве что не позеленел на выходку эльфа, гневно поджимая губы. Все на что хватило эльфа — это на полный ехидства взгляд, брошенный на мужчину. "Невоспитанный, неотесанный, беглый раб!", — легкая ухмылка тронула губы Фенриса.

— На какие даты намечено торжество, мой принц? — Эльф искренне полагал, что теперь забота о безопасности Ваэля снова лежит на его плечах, раз уж он здесь. — Мне бы осмотреть место проведения церемонии. Предстоит много работы. Это радостное событие привлечет не только ваших союзников, мой принц. Мне бы хотелось иметь возможность заняться расстановкой охраны, — Фенрис задумался, пытаясь вспомнить как выглядит изнутри старкхевенская церковь, но понял, что не помнит. Он был в ней всего пару раз, к его вящему неудовольствию. Тогда, несколько лет назад, у Ваэля был достаточно плотный рабочий график и слишком много личного времени у эльфа не было. Земли Ваэлей находились в удручающем состоянии, после интриг леди Хариманн.

— Но... — Фенрис только тяжело вздохнул, не решая спорить с Себастьяном. Старкхевенский принц мог быть весьма упрям и эльф это знал как никто другой. Однако, предлагаемое Ваэлем вынужденное бездействие — огорчало эльфа. Он себя знал — и трех дней не прошло бы, как он влез бы в работу не только личной гвардии принца, но в городскую стражу. Иной раз Фенрису даже казалось, что из него вышел отличный капитан городской стражи, в конце-концов вышел же толк из рыжей, по хорошему бешеной Авелин? Впрочем, практически сразу Себастьян предложил свой вариант решения проблемы: "Фенрис и свободное время".

— Но... — Фенрису даже стало казаться, что он повторяется, когда Ваэль предложил сопровождать ему будущую супругу. "А ты забыл, надо полагать, ту историю с одной графиней, да? Или ту историю с каким-то там маркизом? — эльф смотрел на принца с плохо скрываемым выражением испуга. — Я тебя так сильно обидел своим уходом, Себастьян?", — каких-то иных мыслей у Фенриса не было. Принц прекрасно знал насколько... неловок был в общении с кем-либо эльф и вот так, запросто предлагать в жертву (по другому-то и не скажешь) собственную будущую жену — это либо наказание, либо... что-то действительно нехорошее происходит в славном городе Старкхевене, — конечно, мой принц, почту за честь, — эльф попытался улыбнуться, но вышло у него так себе. — Мы с Риэлем приложим все усилия для того, чтобы время до бракосочетания принцесса провела хорошо, — "В компании с бывшим рабом и тевинтерским магистром, — мрачно про себя закончил свою фразу Фенрис. — Прекрасная компания для будущей принцессы дома Ваэлей".

Дата обозначенная принцем, как день венчания, заставила Фенриса мысленно тяжело вздохнуть. Две недели, потом еще снова дней двенадцать пути до Киркволла, а там черт его знает, где будет Варрик. Посылать весточку с просьбой дождаться и не куда не уходить  Фенрис не стал бы. Гном отчего-то ужасно не любил Себастьяна и игнорировал все весьма из Старкхевена. Посылать кого-то тайно в Киркволл — означало бы обидеть принца. Проверять лимит терпения своего венценосного друга Фенрису ужасно не хотелось. Но вопрос о Киркволле все же озадачил эльфа. "Ну, — мысленно извинился перед Ваэлем он, — рассказывать тебе о том, что я помогаю тевинтерскому магистру искать какую-то неведомую древнюю херню — я не буду, это не моя тайна, чтобы я ее разглашал".

— В Киркволл мы держали путь из-за этого, — лириум мягко вспыхнул, на короткое мгновение озаряя собой комнату, окатывая эльфа тонкой волной легкой колющей боли. — Мне... осталось не очень много лет жизни. Я...кхм... — вот такие вопросы обсуждать в присутствии посторонней девушки Фенрису хотелось меньше всего, но раз она собиралась стать частью жизни Ваэля, то, наверное, имела полное право знать о том, что происходит с отдельно взятым эльфом, который умудрился как-то стать другом принцу, — все чаще слышу лириумную песню. Я не думаю, что Данариус, — это имя все равно вызывало короткий всплеск ярости, даже спустя годы, — сам, с нуля создал этот ритуал. Он должен был... опираться на какие-то источники. И если их найти, возможно, там будет ответ, как сделать так... чтобы мое существование стало более приемлемым и похожим на жизнь, чем сейчас. В Киркволл мы отправились затем, чтобы посетить Черный Рынок. Риэль, — коротким взмахом руки Фенрис обозначил мага, — специалист по древним свиткам, — "потому что я все еще даже на общем читаю очень плохо", — эта фраза повисла в воздухе, не будучи произнесенной. — И я надеюсь, что ваше обещание, мой принц, все еще в силе, — Фенрис коротко взглянул принцу прямо в глаза. Обещание, которое он упомянул, было дано Ваэлем не задолго до того как тупой Андерс взорвал киркволльскую церковь, тогда Себастьян пообещал Фенрису, что если эльф окончательно впадет в лириумное безумие, принц сам лично прекратит бренное, земное существование наемника. "Пара метких выстрелов и делов-то, — сухо сказал тогда Фенрис — уж столько лет сражались бок о бок, ты как никто знаешь "дыры" в моей защите".

Как бы Фенрис не чувствовал себя лишним среди всех этих вельмож, прислуги и кучи условностей, смысл которых он иной раз не понимал (можно же просто сказать все как есть, зачем это все?), а стены замка Ваэлей его успокаивали. Наверное, это место он мог бы назвать домом, если бы захотел. Другое дело хотел ли он? Ответа на этот вопрос у эльфа не было.

Возможности оказаться в ванной комнате Фенрис был рад. Наконец-то появилась возможность избавиться от порядком отросших волос, которые уже мешали. До косы им было откровенно далеко еще, но конички уже елозили по плечам — мешая, отвлекая и просто раздражая. Как и много лет назад, эльф постриг себя сам — с помощью острого ножа, при моральной поддержке всех известных ругательств на тевене. Вышло как всегда не ровно, но аккуратность была эльфу не так важна, как возможность избавить себя от лишних раздражителей. Иной раз наемник думал вообще сбрить все волосы с головы, но что-то его всегда останавливало. Возможно, шанс найти проклятый лириум и под волосами. Прохладная вода изрядно остудила прямо-таки горящие после долгой езды ноги.

Комнаты им с магом выдали раздельные, что не могло не радовать Фенриса. Каждый раз как он оказывался в приемлимых для жизни условиях, его начинали мучать кошмары: обрывки прошлого, служба у Данариуса, взрыв церкви и многое другое, что он успел повидать за всю свою жизнь. Двери в личных покоях, в замке Ваэлей, были добротные, звуки пропускали неохотно, так что шансы кого-то поднять возможными криками — были нулевые. Спальни соединяла небольшая гостиная, с двумя аккуратными софами между которыми стоял небольшой столик. Помещения были достаточно светлые, видимо, недавно в них был проведен ремонт.

— Просто работал, — подтвердил Фенрис, устало опускаясь на софу, вытягивая ноги. В гостиную он вышел без доспеха, довольно ощущая как коротко остриженные волосы даже не касаются шеи. — Дружба тут совершенно не причем, — попытался пояснить эльф, но понял, что ничего у него не выйдет. Фенрис всегда разделял принца Ваэля и Себастьяна, друга, с которым многое пережил. Это разделение не все понимали, но когда это Фенрису нужно было чужое понимание его личных дел? — Много ли врагов у Архонта? — ответил вопросом на вопрос наемник, растекаясь по софе, что медузы выкинутая на морской берег и несколько часов пролежавшая на солнцепеке. — Сильные личности всегда имеют врагов. Всегда найдется тот, кто недоволен принятыми решениями, законами и положениями... Все живые врут, предают, обманывают. Кто-то больше, кто-то меньше... А свадьба — это идеальный момент, чтобы нанести удар. Да, я действительно считаю, что на свадьбе может что-то случится. И я буду невероятно приятно удивлен, если — нет.

Будничное существование принцессы Хасмала в стенах старкхевенского замка особой заботы от друзей не требовало — здесь она, нетрудно догадаться, пребывала в безупречной безопасности под взглядами расставленной повсюду стражи и сопровождающих фрейлин. Эльф и маг оказывались в её компании скорее случайно, нежели по призыву долга — то на прогулке в саду, то среди стеллажей богатой библиотеки, то на тренировочном плацу, где принцесса издали и очень осторожно наблюдала за Фенрисом, деликатно выспрашивая у Риэля то, что он сам знал об угрюмом воинственном эльфе, с поразительной легкостью для своей комплекции управляющемся с двуручным мечом. Принцессе многое было интересно, и по всей видимости, с магом ей всё-таки было проще разговаривать — то ли в силу воспитанности и мягкой учтивости того, то ли на почве разделенного интереса к книгам, истории и познанию мира, в котором Изабель была сущим теоретиком, пусть и весьма широкой осведомленности. От этого было только печальнее узнать, что Риэля буквально на четвертый день его пребывания в замке отыскал гонец с письмом особой срочности. Дела звали мага на родину, в Тевинтер, и откладывать отъезд на время после грядущей свадьбы никак не представлялось возможным. Показалось ей или нет, что Себастьян к её тихому сетованию, высказанному за завтраком — несмотря на свою неизменную занятость, Принц почти каждое утро находил время побыть в её обществе, что хоть отчасти, но согревало сердце девушки, — отнёсся как-то очень уж отвлеченно, словно к чему-то, о чём он уже знал? Впрочем, может, и знал. Это ведь его замок и его гости, стоило бы скорее удивиться, если бы Ваэль не знал о чём-то, происходящем в стенах его пресветлых владений.

Фенрис, однако, согласию своему исполнить просьбу Себастьяна не изменил и остался — Изабель только гадала, из верности принцу или же просто из невозможности отправиться с тевинтерцем. Эльф с лириумными татуировками и таким до мурашек пробирающим низким голосом одновременно и завораживал, и внушал ей инстинктивную какую-то опаску, за которую принцесса раз от раза укоряла себя. Он был даже не выше её, этот остроухий с выбеленными, контрастными оттенку кожи волосами, но построить заметно более рослых и плечистых солдат замка у него получалось на раз-два. Непривычно было видеть эльфа в такой высокой, уважаемой роли — дома Изабель привыкла к эльфам-слугам, лишь трижды на собственной памяти столкнувшись с представителями этой расы в более высоком социальном классе. Да и то, один был приглашенным бардом, другой — любовником баронессы Вишон, патрона его художественного таланта, а третий... третьего она видела мельком, запомнив по темной броне и фамильярной ухмылке, с которой тот козырнул ей, проходя мимо по коридору. Фрейлины шептались, что он был не иначе как из антиванских Воронов, да-да, тех самых, неспроста жуткий такой. Может, её память сейчас и преувеличивала — в шестнадцать лет многое кажется страшнее, чем есть, но Фенрис, по крайней мере, выглядел несколько менее зловещим, чем тот эльф. Проведя такое сравнение, Изабель почувствовала некоторое облегчение. За шипами и сталью, с которыми так ассоциировалась у неё манера Фенриса держать себя, точно не виделось той ядовитой зыбкости, что так и сквозила в движениях виденного убийцы — и хуже которой, по мнению принцессы, и придумать что-то было сложно. Нет, там было что-то, чему доверял Себастьян — что-то, к чему Изабель не в первый раз ловила себя на желании протянуть руку, прикоснуться, ощутить эту надежность под колкой броней. Ваэль был прав, среди старкхевенского окружения принцесса и в самом деле очень не хватало того, кто мог бы стать другом ей, а не её титулу. Она могла привезти с собой сколько угодно вещей, книг и одежды, но не могла забрать из Хасмала тех, с кем могла поговорить и посмеяться на равных, фрейлины и камеристка не в счёт. И то, что для компании такой ее жених предпочёл "поделиться" собственным другом, почти что выдать ей ключи от своего прошлого, Изабель казалось хоть и весьма рациональным, но всё-таки лестным жестом. Сколько бы такая дружба не продлилась, учитывая нетерпимость воина к размеренной церемониальности придворной жизни и те немало взволновавшие Белль слова о том, что ему "недолго осталось"...

Тем временем настало воскресенье, второй день с отъезда Риэля — и это был день, когда принцесса по обыкновению покидала замок, чтобы посетить утреннюю проповедь в главном соборе Старкхевена, а затем обязательно отправлялась в какую-нибудь церквушку поменьше, где не было такого скопления важного городского люда, и где можно было взглянуть в глаза самых обычных людей, судьбы которых скоро станут и её ответственностью тоже. Может, Себастьян и заботится о своем народе, но почти всё его внимание отнимает большая политика — а вопросам благотворительности тем более куда нужнее чуткая женская рука.

В этот раз Изабель осмелилась направиться в пригород, где в получасе езды от белокаменных стен, среди прохладных ещё по времени середины дракониса полей при церкви находился самый большой приют на территории полиса. Упряжка из четырёх серых лошадей шла ходким ровным галопом, но ко времени их прибытия полуденная служба в церкви уже закончилась, и зал был пуст — лишь чадили дымом прогоревшие за время чтения молитв жаровни. Тем не менее, безотлагательно отправляться в приют принцесса не пожелала. Оставив трёх других стражников за дверями, она в сопровождении эльфа прошла меж скамей к алтарю у ног монументальной статуи Андрасте. Скинув капюшон и преклонив колено перед Невестой Создателя, Белль зачитала недолгую молитву, улыбаясь умиротворенной тишине и совершенно уютному чувству глубокого уединения и покоя, которое охватывало ее в таких отдаленных от важности и деловой суеты святых местах. Пусть убранство этой церкви было небогатым, не чета городским соборам, но в том, как сочился свет высокого весеннего солнца сквозь цветные витражи, изображавшие сюжеты из жизни и смерти Пророчицы, высвечивая танцующие в воздухе пылинки, была какая-то своя, совершенно особенная чистота и мудрость бытия.

— Скажи, Фенрис, — тихо заговорила она, недолго посидев в молчании на передней скамье, — ты часто бываешь в церквях? В своих странствиях ты, должно быть, повидал их немало в самых разных уголках света...

Изабель улыбнулась, услышав голос эльфа. Из-за этих своих тёмных и хмурых бровей и манеры держаться он казался тем, кто скорее промолчит, и даже его большие, непривычные для взгляда человека яркого цвета глаза не избавляли от этого ощущения — оттого слышать отклик было радостно. Но улыбка эта померкла, стоило ей услышать напоминание о случившемся в Киркволле. То было тяжелое событие, порядком огорчившее даже её, еще ни к чему причастную девочку, считай, ребенка — ей едва исполнилось одиннадцать... Подумать только, почти десять лет уже прошло. Она озадачилась поначалу: почему эльф вспомнил об этом сейчас? Когда, казалось бы, конфликт этот, от которого вздрогнул весь южный Тедас, первый в цепи роковых событий и новых ужасов, уже прошёл свой накал и решен... почти решен. Изабель мало знала о том, как продвигается дело с установлением новых порядков между магами и храмовниками, и знать не особенно стремилась, ей было достаточно одного — между ними, благодаря Инквизиции, нет больше войны. Одной причиной меньше для горьких, печальных и несправедливых смертей. Смерть Эльтины была лишь одной из таких...

Она посмотрела на лик статуи Андрасте, пытаясь представить: сколько же особенной одаренности воплощала в себе настоятельница киркволльской Церкви. Изабель слышала об Эльтине столько хорошего — и от Себастьяна, которому та стала чуть ли не духовной матерью, и от отца, и от брата, бывавшего на церковных съездах от имени правящей семьи полиса... бывает ли так, что у земной женщины нет ни единого порока, ни одной слабости, одна лишь мудрость и всепрощение? О Верховной Жрице Джустинии Пятой говорили похоже. А кто-то и вовсе считал, что и взрывы эти ужасающие, уничтожившие лучших, были связаны — и сумасшедший маг был подконтрольным этому Старшему Серым стражем. Одним из "спасителей" Тедаса, превратившихся в кару и угрозу, подгнившее, слабое место, которое обнаружил враг. Изабель снова посмотрела на Фенриса, как-то особенно четко понимая в этот момент, насколько близко он стоял ко всем этим событиям, к тем, кто для неё были лишь героями уходящих в книги историй. Дрался бок о бок, пил в одной таверне, говорил вечерами, еще не подозревая о грядущем. И осознание это завораживало. Эльф тоже был частью этой истории, даже если не настолько запомнившейся всем.

Для ее привычного мира, прежде ограниченного одним городом, одним замком, это было одновременно пугающее и притягательное понимание, ощущение мурашек от чего-то, к чему она и не загадывала никогда быть причастной. Вся эта миссия, эта выпавшая судьба была потрясением, на ходу меняющим, перековывающим её жизнь. Стать герцогиней одного из крупнейших полисов Марки, подняться не на один уровень выше маленьких дел Хасмала, имевшего дело в основном с проблемами бегущих из Тевинтера рабов... В каком-то смысле она тоже могла считать себя избранной, тронутой велением Создателя, которому понадобилось так изменить её жизнь. Изабель прекрасно понимала, что, несмотря на всю заботу и внимание, которое проявлял к ней Себастьян, несмотря на всю лестность его выбора, пропасть между ними так и останется пропастью. Себастьян был слишком высоко и далеко, снисходя к ней, словно всё к той же маленькой девочке, ребенку, словно это всё ещё была игра. Только улыбка его всё равно изменилась — глаза над ней были другими. А к игре той не прилагались супружеские обязанности. И Изабель, боясь этого возвышения, этой открывшейся перед ней дороги, только кажущейся легкой и прямой — одновременно с отчаянным любопытством желала его. Прикоснуться к тому, что происходит там, за границей её привычного существования. Стать если уж не счастливой, то хотя бы — запоминающейся. Не ради себя — но ради равенства, ради достоинства не быть безвольной голубкой в золотой клетке. Их жалость утешала её, успокаивала, отводила желание удариться в слёзы. Но она может быть чем-то большим. Может — как этот эльф рядом с нею, намного больше, чем просто эльф. Пусть и не во всём по своей воле.

— Я когда-то мечтала побывать где-то за пределами стен Хасмала. Увидеть, чем живут другие люди. Мне всегда нравилось в молельне нашего замка и в городском Соборе... И даже они были разными. С разной красотой. Но мне хотелось знать — как выглядят другие церкви? Большие и маленькие, деревенские и городские... Как они изображают Андрасте? Какие стихи поют они чаще других? Церковь — отражение души народа. Так брат Алдерион говорил, наш летописец. И я с ним согласна, — ткань платья и накидки тихо шелестнула, когда Изабель, поднявшись, подошла ближе к статуе и осторожно коснулась ладонью вырезанного в мраморе подола одеяния Пророчицы, запрокидывая голову, чтобы видеть в вышине под потолочными сводами её светлый лик. — Мне жаль слышать, что Киркволльской церкви не нашлось равной. Если ты можешь поделиться этими воспоминаниями, я буду рада узнать о ней больше, — обернувшись к Фенрису, Изабель сомкнула ладони, сплетя пальцы опущенных рук. Левая была ещё чуть холоднее от прикосновения к мрамору. — Быть может, когда-нибудь мы сможем её восстановить, — с надеждой улыбнулась девушка.