Имя: Ноа Ван Маркхэм.
Дата и место рождения: 10-го числа месяца Стража (Плуитаниса) 9:31 ВД; северные земли Неварры.
Раса: человек.
Род деятельности: ученик морталитаси, заодно с тем – выходец из числа неваррской аристократии.
Класс и специализация: маг (школа энтропии – ветка проклятий); освоенной специализации не имеет.
Внешность: невысокий субтильный подросток андрогинной внешности, из-за чего с первого взгляда трудно определить его половую принадлежность. Под свободной одеждой маскируется худощавое телосложение с сильно выпирающими костями узких ключиц и ребер, обернутыми в кисею светло-розовой кожи. Длинные светлые волосы, достигающие середины спины – не редко спутанные, однако послушные, легко поддающиеся на уговоры гребня, – неряшливо облепливают бледное лицо с проступающими на скулах нитями алых кровеносных жилок. Радужка миндалевидной формы глаз – серебристо-серая, мутная; словно затянутая туманом, ревностно жмущимся к угольному острию зрачков. Под складками нижних век – темные круги от приобретенной бессонницы, лишний раз придающие лицу Ноа уставше-измученный вид. Слегка вогнута спинка носа с приподнятым закругленным кончиком и аккуратно выведенными невеликими крыльями. Губы – тонкие, часто надломленные в скаредных притязаниях на удрученную улыбку. Из одежды отдает предпочтение парчовым мантиям и балахонам темных цветов.
[indent]глаза: серые.
[indent]волосы: белокурые, длинные; густые и волнистые.
[indent]рост, телосложение: 165 см; худощавый.
[indent]особые приметы: не имеется.

Из взгляда на выщербленные временем холстовые лица, запечатлевшиеся в потретной вязи коридоров замка Анверфэн, рождалось понимание того, что родословная графа Вильгельма Ван Маркхэма складывается из оскудевшего темпераментом ответвления знатной династии. Породистость первого предка – некоего дальнего родственника короля Тайлуса, – нынче вместе с красками выцветала с полотен, феминизируя фенотип следующих поколений; словно в какой-то момент неваррская кровь уступила орлейской, растворившей хмурость выкованных терниями прошлого лиц в спеси из напыщенных взглядов и лукавых ухмылок. Интриги и коварства ковали новые приоритеты, заставляя каждого следующего потомка отчаянно цепляться за привелегию громкой фамилии, под ее эгидой стремясь сохранить за собой накопленные предыдущим богатство и известность.
Последнее в достаточной мере оправдывало успех графа Вильгельма при дворе короля Маркуса Пентагаста.
Первая жена его умерла от истощения: неотступные лихорадки, вялость и болезненность под печатью малокровия обуздали молодость лет, крупица которых оказалась посвящена супругу; вторая – прежде, чем скончаться под пятой неизвестной болезни, – успела подарить Вильгельму двух безнадежно-угнетенных гедонизмом сыновей-щеголей. Плененный сплином тоскливых мыслей, граф принялся искать утешения в ласках быстро сменяющихся фавориток, а, пресытившись тщеславием фарфоровых страстей, окунулся в страсти виртуозные и извращенные. Когда же здоровье пошатнулось, преждевременной слабостью раздробив влечение к плотским наслаждениям, от совершенных пороков сохранился единственный обломок.
Ноа ван Маркхэм; плод инцеста, проросший из близости Вильгельма с собственной сестрой.
Детство юноши было подвержено множеству болезней и недугов; усилия лекарей практически вдохнули свежую кровь под хворную кожу, однако не исцелили слабости мышечной паутины и хрупкости телосложения. Матери своей – Ханны Ван Маркхэм, – он не запомнил; ее участие в жизни Ноа измерилось горстью нескольких горьких лет, в течение которых девушка предпринимала несколько попыток убить ребенка, но каждый раз останавливала себя за мгновение до неизбежного, натыкаясь на жалобные протесты своего сердца. Окончательно замкнувшись в трагикомедии лихорадочных мыслей, она превратилась в живой призрак Анверфэна – холодно-отрешенный силуэт, скитающийся среди угрюмых каменных анфилад в бесплодных попытках оттереть с души пятно противоречивых эмоций.
В конечном счете – на пятый год жизни Ноа, – она обрела покой в собственноручно причиненной себе смерти.
Излишнего впечатления на Вильгельма поступок сестры не произвел; еще с детства она выказывала признаки безумия. Преодолев скорбь по Ханне, как по наиболее близкому из родственников в переплетении вен немалочисленного рода Неварры, граф даже вздохнул спокойно, понимая, что теперь тайна его связи с ней никогда не будет раскрыта. Все его внимание приковали к себе старшие сыновья; ведущие праздный образ жизни, они бездумно распыляли принадлежавшие им крохи отцовского состояния на искушающе-губительные удовольствия, обещая привести Анверфэн в упадок, когда бюрократические дрязги унаследуют их головы, опьяненные потаканием сиюминутным капризам.
До Ноа, оставшегося в замке под личиной печальным образом осиротевшего племянника, Вильгельму не было особого дела.
Отданный на откуп нескольким наставникам, он хоть и выказывал прилежание в учебе, коротая большую часть суток в замковой библиотеке – общаясь с менторами и привыкая к прививаемым правилам этикета, – но не находил себя по-настоящему увлеченным хотя бы одной из тех дисциплин, которыми его поили, как будущего представителя знатного рода. Слуги хорошо относились к Ноа; их тихое неприглядное общество он предпочитал устраиваемым Вильгельмом шумным банкетам и празднествам с торжествующе-ленивыми фиглярами и изрезанными морщинами лицами вдвоствующих дворянок, из раза в раз пестовавшие избитые на тот момент темы о лоялистах, мятежниках и храмовниках; об упадке Церкви и возрождении Инквизиции.
Среди простых обитателей замка Анверфэн выделился личный лекарь Вильгельма, в компании которого Ноа, завлеченный медициной и изяществом целительного дела, проводил множество времени, посвященного отдыху от заунывного общения с черствыми умом наставниками. Тепло беснующихся в кипятке декоктов, обезвоженные пучки-скелеты лечебных трав и прозрачные стеклянные тела алхимического оборудования заменили ему удовольствия детства; на смену набившим оскомину талмудам о столпах неваррской истории, прихотях геральдики и идолах церковной софистики заступил ворох изжелтевших мятых страниц старого аптекарского трактата, благодаря одной только полусгнившей тесемке не превратившегося в бумажное кладбище. То была увлекательная терапия для юного рассудка, избитого скукой и чувством одиночества. Проявив инициативу, к своим одиннадцати годам Ноа уже многое знал о стезе аптекаря: об этике трав и их особенностях, о том, как с помощью вьющейся лозы и обычной возгонки превратить эльфийский корень в целебную припарку, из каких жиров следует топить лечебные мази.
Не обошла стороной и техника кровопускания, избавившая от смущения при виде крови; всё не в угоду тем знаниям, что причитаются молодым дворянинам.
Когда на переферии подступающего двеннадцатого года жизни в Ноа проявились задатки магических сил, обыденность и привычность будней переменилась. Затянувшиеся, но стараниями Инквизиции проторивавшие путь к финалу распри между магами и храмовниками – отражение упадка Церкви и Кругов, – справедливо позволяли забыть растоптанные в их пылу условности, что с пол-десятка лет назад обязали бы Вильгельма отослать мальчика в Камберленд. Однако Джулия Абэль, советница графа из числа магов-морталитаси, вызвалась с предложением взять Ноа под свою опеку.
Меланхоличный, режущийся об шипы внутренних переживаний и страхов перед переменами, но заручившийся благосклонностью наставницы, юноша постепенно менялся в характере. Жизнь показалась приятней и мягче; магия отвоевала место раболепного увлечения, позволившего забыть о ворохе угнетающих мыслей. С безмерным любопытством он вовлекался в мастерство Джулии, трепетно поглощая знания об искусстве магических направлений. До глубокой ночи жадно вгрызался в предоставленные трактаты; с усердием подошел к теории и старательно проявил себя в практической части; развил концентрацию, необходимую для обуздания магической силы; довольно быстро освоил элементарные заклинания из школы энтропии – наставничество Джулии склоняло к скрупулезному постижению тех дисциплин, что обуславливают путь к овладению таинствами смерти.
Когда сил внимать изложенным в книгах строках уже не оставалось, Ноа охотно дискутировал о всевозможных магических доктринах, до которых успел дотянуться, об искушавшей своими гранями некромантии, соблазненный ее возможностями. Для Джулии постигнутые в ней изыскания равнялись искусству, а бытие морталитаси – ее этикой, воплощенной в материальное. Она приучила Ноа уважать мертвых едва ли не больше, чем живых; весьма рано продемонстрировала ему особый труд ремесленников смерти, который глаза непосвященных справедливо сочли бы пугающим: мумифицирование. Тогда же Ноа впервые посетил фамильные склепы Ван Маркхэм внутри величественно-траурных стен Некрополя.
Пускай морталитаси не любили – страшились того, насколько тесно их общение с отторгающей обычного человека мертвенностью чужих тел, – Ноа же гротеск пропахших смертью и эфирами гробниц начинал казаться притягательнее мест, наполненных жизнью.
Начало 9:46 Века Дракона ознаменовалось усилением конкуренции семейств Пентагаст и Ван Маркхэм; обернутая венцом политических укоров, дряхлость дней короля Маркуса в отсутствии детей-престолонаследников обещала развернуть взаимные притязания на трон Неварры между первыми ее династиями. Предчувствуя скорую смерть правителя, Вильгельм пожелал видеть Джулию вовлеченной в продвижение его интересов, намеренных упрочить позиции в Неварре в приближающийся период смены монарха. Пользуясь назревавшим успехом дипломатических отношений с Империей Тевинтер, Джулия временно передала Ноа под надзор стародавнего знакомого тевинтерского магистра, что по исключительной просьбе продолжил обучение юноши на срок, способный потребоваться чародейке-морталитаси.
В Минратосе Ноа впервые столкнулся с непомерным использованием магии среди жителей, до удивления непривычно возвышающихся над прочими гражданами Империи благодаря своему дару.
За год молодой маг успел ближе познакомиться с укладом имперского общества, традиции которого встретились им весьма неоднозначно. Он с иронией сумел окрестить жизнь тевинтерских волшебником «магическим гедонизмом», найдя в нем привлекательные стороны той свободы, что была им предоставлена. В библиотеке дома магистра отыскалось множество фолиантов, укравших львиную долю дневной свободы Ноа, тогда как вечера заручились привычкой скрашиваться за беседами с влиятельным чародеем. Несмотря на расхожесть мнений разделенных возрастом и опытом пережитого собеседников, последнему разговору с подопечным Джулии казались занимательным развлечением; чаще всего темы их общения вращались вокруг стигмы запретной магии и Андрастианства, изредка затрагивая философию взглядов на социальную сегрегацию Империи.
Магократичность государства импонировала Ноа, однако рабовладельческий строй империи натыкался на пренебрежительный скептицизм.
И все же, проведенное в Минратосе время в значительной мере притупило прежнее человеколюбие Ноа, заставив взирать на чужую жизнь с меньшей ценностью в угоду прагматизму. Возможно, именно подобного исхода и добивалась Джулия, предпочтя временно связать ученика с условностями печально известной чужой страны, нежели просто другим представителем Морталитаси. Лишь в начале 9:47 Века Дракона Ноа возвратился в Неварру, чтобы продолжить обучение у Джулии и пополнить своей личностью мрачные ряды ордена.

Способности и навыки:
• Маг, ценой усердного и кропотливого труда над магическими дисциплинами демонстрирующий талант к освоению ветки проклятий из школы энтропии. Стремится к более глубокому познанию искусства магии, в частности – к освоению некромантии.
• Будучи учеником не обремененной моральными устоями чародейки-морталитаси, перенял из-под ее обучения технику предварительного бальзамирования трупов для их последующей мумификации, хотя для аккуратного и правильного препарирования трупов нуждается в большей практике и, как следствие, сноровке в обращении с режущими по плоти инструментами.
• Стараниями придворного лекаря графа Вильгельма заложенные в голову с раннего детства знания элементарных основ аптекарского дела и придворной медицины не вытеснились со временем, пусть и притупились обилием новой информации. Знает, как обрабатывать поверхностные раны и накладывать швы, при наличии мало-мальски пригодного оборудования и реагентов способен приготовить целебное снадобье из эльфийского корня; так же знаком с техникой кровопускания, равно как и с внешними симптомами наиболее распространенных болезней (хотя последние уже превратились не более, чем в осколки прежних знаний, чудом вылавливаемых из карманов памяти).
• Ввиду происхождения из числа знати Неварры, знаком с правилами этикета, историей страны, ее географией и геральдикой. Владеет торговым и неваррским языком, в том числе – грамоте и письму на них; за время, проведенное в Минратосе, освоил несколько расхожих фраз на Тевине.
Типовой инвентарь и недвижимость: из постоянных вещей, что всегда при себе, держит только посох на деревянной основе, совмещенной с ониксовыми элементами и с навершием из вороньего черепа.

Пожелания и планы: вовлечься в какой-нибудь участок сюжета независимо от его типовой направленности (будь то скандалы-интриги-расследования, очерченные рамками прихотей аристократии Неварры или вынужденное путешествие куда-либо в компании непонятных авантюристов), случайно осквернить какую-нибудь андрастианскую святыню, практиковаться в магии и стать самым молодым некромантом Тедаса. В идеале еще и словить одержимость духом сострадания.
Мастеринг: не имею каких-то возражений против; люблю врываться в сюжеты, да.
Пробный пост:

Отредактировано Noah Van Markham (2018-07-25 21:15:32)