Маханон только улыбнулся её словам — с легкой грустью и каким-то почти святым смирением, наблюдая, как она без оглядки выпивает зелье. Ну, хотя бы за это сражаться не пришлось. Он не представлял, что делал бы, откажись Эллана что-либо пить из его рук. Ну не вливать же насильно, в самом деле?.. Эльф чуть-чуть свел брови, заметив на коже влажные следы и поняв, что потяжелевшее дыхание ему не показалось тогда — Эллана и правда плакала. Лавеллан опустил взгляд и боком сел перед ней на пол, коротко поджимая губы и опираясь на одну руку. Хотелось, чтобы было можно как тогда, в детстве — протянуть ладонь и погладить, утешая; обнять, защищая и напоминая, что она не одна против всего, что он рядом. Но как быть, когда он сам — одна из причин этих слёз? Этого Маханон не знал, и мог только тихо вздохнуть, надеясь на успокоительный эффект выпитого ею зелья. На то, чтобы сон-трава в такой ударной дозе подействовала, уйдёт немного времени — после чего крепчайший сон даст раненой отдохнуть от всех терзаний и боли как минимум до следующего утра.
— Для меня — самое, — тихо сказал он, когда она опустила чашку. Она ведь знает. Всё она прекрасно знает, насколько... небезразлична была ему тогда. Маг не говорил об этом вслух, никогда так и не смог откровенно и так прямо сказать о своих чувствах, как то сделал Шадайенн. Сейчас былая нерешительность казалась ему такой глупостью — чем, ну вот чем он думал, почему сомневался, почему откладывал на "потом"? Как будто валласлин на его лице мог действительно что-то изменить в её ответе — после того, как они выросли рядом, и она знала его лучше многих? Как будто с ним она охотнее бы поверила его словам — о том, что они могут быть... А ведь он и правда так считал тогда. Слово взрослого значит ведь куда больше слова юноши.
— На свою беду, я никогда не мог поставить свои ценности выше общих нужд, — добавил он, смотря в сторону камина. — Я остался здесь не потому, что хотел признания для себя, Эллана. А потому что Брешь могла уничтожить нас всех. Тогда это было важнее. Я не смог повернуться спиной и уйти. Не мог закрыть глаза и сказать "это не моя проблема", — эльф дернул уголком рта и покачал головой. — Я знал, что Шадайенн позаботится о тебе, если я не вернусь. Что с Данирой клан не останется без Хранителя. Может, даже лучшего, чем мог бы быть я, — маг даже улыбнулся и пожал плечами. — И Дешанна знала это, отпуская меня. Что клан сможет... — он не договорил, прервавшись неровным вздохом. Какой смысл вспоминать теперь. Они не смогли. А он так и не поверил никогда до конца тому, что хотела донести до него Хранительница, бывшая ему ближе собственной матери. Не поверил, что ответственен не за всё в этом мире. Что не всё в его власти и не всё он может изменить даже магией... тем более магией. В то, что у него есть пределы, и лучше бы вспомнить о них прежде, чем столкнешься носом с разбега. Она беспокоилась о том, каким он вырос — принципиальным, не умеющим вовремя отступить, слишком много на себя берущим и совершенно не умеющим полагаться на других... и верить в других. Сам, сам, всё только сам. Глупец.
Иронично, как при этом за свою собственную жизнь он не мог, не хотел или не умел бороться. Или всё же что-то таки изменилось за прошедшие годы? Он в задумчивости смотрел на Эллану, подмечая, как постепенно действия зелья берёт над ней верх. Нет, второй раз он так рук не опустит. Не теперь.
— Тебе стоит дойти до кровати, пока ты ещё можешь. Иначе мне снова придётся тебя нести, — он сказал это почти шутливо, как говорят детям что-то вроде "бабайка укусит". Что еще остается, как не смеяться над ситуацией, когда не можешь совладать с ней как-то иначе? Приподнявшись, Маханон протянул эльфийке руку — на случай, если слабость тела всё-таки вынудит ее переступить через отвращение.